Самохин собрался приготовить пельмени, включил газ и только поставил на плиту кастрюльку с водой, как в дверь позвонили. Он вышел в прихожую, посмотрел в глазок и увидел мужчину средних лет с какой-то девицей и спросил, не открывая двери:

– Кто там?
– Павел Иванович, откройте, пожалуйста. БТИ, надо проверить планировку. Вы письмо от управляющей компании получили?

Самохин открыл дверь:

Определенная известность, несомненно, бывает приятной и полезной. Особенно в условиях тотального дефицита, в изобилии бывшего в СССР. Режиссеры, конечно, не так узнаваемы, как артисты, но все же, если имя было “на слуху”, это заметно облегчало жизнь. Про себя я как-то в шутку сказал: “широко известен узкому кругу”, и эта фраза за несколько десятилетий стала расхожей. Однажды на одном из русских форумов я назвал наглых и тупых платных пропагандистов “пидриотами” и “пропагандонами”. Эти слова ушли в народ, и многие стали ими пользоваться. На здоровье.

Лидия Николаевна, одинокая женщина, внучка известной петербургской фребелички и эмансипэ Нинэль Сухотиной, преподавала в средней школе русский язык и литературу, дорабатывая до пенсии.

В середине апреля вечно хмурое петербургское небо вдруг улыбнулось весенней голубизной, и обычно сдержанные петербургские голуби негромко заворковали на сером асфальте набережной Невы и мокром песке городских бульваров. Отразившись от золотого купола Исаакиевского собора, нежные солнечные блики пронзили легкий утренний туман и заиграли в лужах.

Лидия Николаевна присела на скамейку, стараясь не замочить пальто, и бесстрастно оглядела пустую в ранний час аллею.

До начала урока было почти сорок минут, и она старалась глубоко дышать свежим воздухом, тонкими ноздрями улавливая нежный запах еще не появившейся листвы.

Небольшой провинциальный город. Наши дни. Хлебозавод, больница, птицефабрика, шиномонтаж, двухэтажная гостиница “Восток”, железнодорожный вокзал.
На покрытых ржавчиной запасных путях пасутся три козы, у черно-белой шпалы в тупике – ржавый паровоз.
Перед вокзалом стоит такси – видавший виды праворульный “Ниссан”. На переднем сидении, откинув назад голову и прикрыв лицо кепкой, с приоткрытым ртом спит водитель.
От вокзала к центру ведет улица Строителей, вдоль которой стоят темные, деревянные дома, закрытые зеленью. В центре – двухэтажное здание мэрии и городского совета, на первом этаже отдел полиции, почта и банк. Неподалеку павильон – в одном окне выцветшие до синевы рекламные фотографии стрижек, рядом – “Салон сотовой связи”: в окне объявление о покупке и продаже телефонов.
В зале бывшего кинотеатра “Луч” ресторан уровня деревенской столовой. Церковь, когда-то превращенная большевиками в библиотеку, закрыта строительными лесами. По деревянным ребрам купола ползает и стучит молотком рабочий, привязанный за пояс веревкой к кресту.

Внимание всего цивилизованного мира сейчас приковано к Надежде Савченко.

Вдруг, это имя стало мгновенно известно миллионам людей, как когда-то имя Нельсона Манделы.

О ней наперебой пишут лучшие умы России, причем с поразительным созвучием мыслей и чувств.

В ее защиту собирают подписи парламентарии объединеной Европы, с протестами и пикетами выходят россияне. Мировые лидеры требуют ее освобождения. А для украинцев ее образ стал символом мужества, силы духа, доблести и бесстрашия.