МУЗЫКА СОЮЗНИКОВ ВОЕННЫХ ЛЕТ – Программа Евгения Бычкова “Радио Плюс” Торонто
В 1998 году, когда я первый раз покупал недвижимость, правила были следущие: если человек покупал недвижимость не дороже $250,000, то разрешалось вносить 5% от стоимости жилья, если же стоимость превышала $250,000, то надо было вносить 10% собственных денег. Амортизационный период был только 25 лет. О других вариантах нельзя было и мечтать. Страховка при 5% первоначального взноса была 3.75%.
Жизнь идёт, многое меняется и, наверное, многие помнят те годы, когда страховые компании стали облегчать условия. Появились на рынке 30 лет амортизационного периода, затем 35 лет и потом 40 лет. Это было интересно.
Насколько уязвим канадский рынок недвижимости?
Сегодняшний экономический обзор хочется начать по аналогии со словами из легендарного советского фильма “Москва слезам не верит” – “Если у владельцев недвижимости есть свои дела – они спокойно могут заняться ими…”, ведь речь пойдет об очередном предсказании о перегретости канадского рынка недвижимости.
Хилльярд МакБет, портфолио менеджер и автор недавно выпущенной книги о пузыре на рынке недвижимости, считает, что рынок Канады сегодня сильнее подвержен риску, чем Америка перед кризисом 2008 года.
Жила Надежда Николаевна размеренно и спокойно и не заметила, как в мягких тапках к ней беззвучно подкралась старость. В светло-каштановых волосах появилась седина, в потускневшем венецианском зеркале мелькало лицо, с быстро исчезающими следами былого очарования, в серых глазах проскальзывала неуверенность, иногда просверкивало смятение.
По утрам во рту ощущалась горечь, перед дождем болело запястье левой руки, четвертый верхний зуб справа разрушился под коронкой, и его пришлось удалить. Неизменная выдержка стала ей изменять.
Максимиллиан умер, Саша Чесменский умер, Нелли Лялина, Южин, Михайлов-Пашков, совсем молодой Толя…
Записная книжка стала как мартиролог.
В марте Бокаловы впервые за 9 лет иммиграции выбрались на Кубу. О, прекрасные пляжи Варадеро с белым песком! О, кристально прозрачная океанская вода! О, краски коралловых рифов!
Еще в самолете Бокаловы обратили внимание на обилие говорящих по-русски пассажиров. В аэропорту имени Хосе Марти русских было еще больше. Андрей некоторое время прислушивался к гомону толпы приезжих, а потом шепотом выдал резюме:
– Их возмущают три вещи: жара, запахи и тормознутые таможенники.
– А я рада, что наконец на земле, – сказала Нина.
С Мариной, статной белокурой женщиной из Сибири, я познакомилась давно, в первые дни моей израильской бытности, в школе по изучению иврита. В нашей немногочисленной группе она была самой боевой и способной. Казалась, Марина горы своротит, дай ей только возможность. Но все возможности она добровольно предоставила мужу. Пока Давид, инженер-механик, долдонил премудрости ивритских глаголов, его жена успевала сделать уроки для строгой учительницы Шули, вымыть два-три подъезда да присмотреть за соседским малышом, не забывая о своем собственном сынишке.
Израиль Марина полюбила преданно и благодарно, в отличие от иных, чистокровных, гордых своим еврейством и постоянно недовольных. Далеко не все в классе были в восторге от бурной Марининой деятельности. «Ишь, как шустрит! Не стыдно ей – педагог, а к тряпке прилипла. Авторитет наш подрывает!». Но смешливая сибирячка сразу поняла, что без юмора ей в Израиле не прожить, а поэтому внимания на ворчунов не обращала. Она знала, что с дипломом преподавателя русского языка и литературы карьеры не сделает, тем не менее, десять лет в советской школе очень пригодились.
Моя юность была счастливой, благополучной, наполненной упорной учебой, смехом и любовью близких. Моя юность, как, впрочем, и юность моих сверстников, была мирной. Наши отцы были живы, так как к нашему великому счастью «не доросли» до войны. А бабушки и дедушки, пережившие военное лихолетье, рассказывали о подвигах своих родных и любимых торжественно, как балладу, оду о героизме – любая рана за 15-20 лет затянется, разве что будет ныть частенько.
Помню, как моя бабушка иногда сажала меня рядом, и мы перечитывали с ней ветхие желтые странички – письма с фронта. Письма от трех ее погибших сыновей, старших братьев моего отца. Они ушли один за другим в первый же год войны и остались в ее памяти навсегда шалунами, драчунами и задирами. А для меня, малолетки, мои неведомые, погибшие на поле брани дядья казались былинными героями, ценой своих жизней одолевшими коварного врага. Я никогда не забуду то трепетное волнение, игру детской фантазии, в которую погружалась моя юная душа, благоговение перед столь великим подвигом и столь всеобъемлющим горем.
Майами, главный курорт не только Флориды, но и США в целом, – это бесконечные солнечные пляжи и масса развлечений на любой вкус.
И дело не только в знойном климате. Ночная жизнь здесь так и кипит, благодаря латиноамериканскому влиянию и зажигательной музыке сальса. Днем можно пойти на пляж или отправиться на прогулку, чтобы насладиться красочной архитектурой в стиле арт-деко. Неслучайно, что Майами называют «волшебным» (Magic City). Он считается третьим городом в США по красоте и внушительности своих многоэтажных зданий после Нью-Йорка и Чикаго. Всего же в Майами 112 зданий выше 90 метров, самым высоким из которых является башня “Отеля Четырех сезонов” (Four Seasons Hotel and Tower), высота которого 240 метров.
В истории человечества были времена, когда розовые вина пользовалось особенным успехом. Например, розовый Тавель из долины Роны считался любимым напитком короля Филиппа IV Красивого. Очень любили это вино и в Версале при Людовике XIV.
Стоит вспомнить также «розовое безумие», охватившее США в конце 1970-х годов и продолжавшееся несколько лет. Тогда американцы помешались на вине блаш (blush). Оно было бледно-розового цвета, и делали его из «зинфанделя» – винограда красного сорта. Затем появилось еще несколько подобных вин – белые гренаж, пино нуар и мерло. Однако позже наступило время забвения – в продаже были в основном низкокачественные напитки, сдобренные изрядной долей сахара. Розэ стало вином «второго сорта». К счастью, ситуация изменилась и розовое опять вошло в моду. Романтичный напиток сегодня выпускают во всех винных державах мира.
Это выглядело, как будто канадский десант оккупировал Старый Оскол. Жизнь в семье Бориса Абрамовича словно остановилась. Ничего не происходило. Сын жил отдельно, работал на канадцев и навещал их с женой от силы пару раз в месяц. На улице звучала непонятная и чуждая лающая речь. Единственным животворным источником оставался телевизор с его передачами из Москвы. Ну и, конечно, совсем сойти с ума не позволяли субботние заседания ячейки…
– Слыхали, как Жирик им врезал? – спросил Семён Семёнович, доставая из сумки бутылку “Столичной” в бумажном пакете.
Его слова заглушило рычание, плавно перешедшее в вой, от установленной в углу подвала металлической штуки.