Быть мамой несовершеннолетней дочки очень и очень непросто. Вдвойне сложнее для матери-одиночки, не говоря уже об иммигрантке, такой как Замира, которая приехала в Канаду из Осетии три года назад. Дочке, Майе, 17 лет. Сколько опасностей подстерегает девушку в этом возрасте! Не уследишь – попадет в беду. Но контролировать каждый шаг тоже невозможно. А Майя еще совсем ребенок, такая доверчивая. Замира долбила ей с утра до вечера об осторожности, приводя жуткие примеры из газет и ТВ, от которых сама холодела. Потом проигрывала возможные сценарии и спрашивала дочь, как она поведет себя в том или ином случае.

Мы с Гаей учились на одном курсе, но в разных группах, и по характеру были разные, но вот сдружились на всю жизнь. Гая – это сокращенное имя, а полное – Гаянэ. Вначале я не задумывалась, как красиво звучит это имя, слух привык к армянским именам. Но однажды один мой русский знакомый, посмотрев балет Арама Хачатуряна “Гаянэ”, сказал мне: “Музыка замечательная, “Танец с саблями” – вообще чудо, но что за восхитительное имя – Гаянэ! Га-я-нэ, Га-я-нэ…” Я прислушалась к имени как бы заново, свежим ухом, и поняла, что оно действительно очень красивое. И когда у меня родилась дочь, я назвала ее Гаянэ. Гая решила, что это в ее честь, я не стала ее разубеждать.

Ну, была еще морская свинка, но это лучше не вспоминать… А впрочем, расскажу, раз уж начала. Купила я свинку потому, что дети очень хотели. И свекровь (к тому времени мы уже переехали к ней) не сильно возражала, ведь свинка не кошка, сидит себе тихо в клетке.

Я пошла в зоомагазин. Специально просила, чтобы дали самца. Продавец, щекастый, с большой лысиной, поймал одну свинку за хвост, внимательно посмотрел на нее и сказал, что это “животное мужского пола”, не стоит даже сомневаться. Оказалось, что это самка, причем беременная. Она металась по клетке и бешено грызла все, что ей попадалось под зубы. А через неделю родила кучу детей, которых потом всех преспокойно сожрала на наших глазах.

Внешне Писо, как я уже говорила, ничем особенным не отличалась, oднако поклонников у нее было множество. Все дворовые коты усиленно ухаживали за ней. Но она отдавала предпочтение приходившему с улицы рыжему коту, весьма развязному, с желтыми глазами. Он часто ошивался вo дворе и ел из мисок, предназначенных дворовым котам, которых соседи подкармливали, думая, что они ловят у них в подвале мышей. В последние дни перед родами рыжий почти не отходил от Писо, за что я его зауважала, хотя и не очень-то ему симпатизировала, испытывая нечто похожее на неприязнь тещи к зятю.

До Матильды (это наш зайчик) у нас жил Хоги – маленький ежик. Ну, не сразу “до”, года три после его смерти мы жили воспоминаниями о нем. Нам никого не хотелось иметь в доме, в смысле животных. Имя Хоги придумала моя младшая дочка от английского слова hedgehog – еж. А по-армянски hogy означает “душа”. Жизнь Хоги была мало чем примечательной. Жил себе маленький ежик в большой клетке, самой большой, какую только можно купить в Петсторе.

Я вошла в дом и позвала сына: “Вазген!”, чтобы отправить его за картошкой, которую оставила в машине. Вдруг слышу: “Его нет дома”. Кто же это говорит? – удивилась я. Девочек точно нет дома. Старшая в Оквилле. Младшая, вообще, в Индии. Да и голос не похож ни на чей – тихий, задумчивый. Я подумала, что такой голос мог бы быть у Матильды, если бы она умела разговаривать.