Семен Моисеевич больше всего на свете любил поболтать о политике, а его сосед Моисей Семенович больше всего на свете любил рыбалку. Оба пенсионера жили в Канате – западном районе канадской столицы, именуемым “северной Силиконовой долиной” по причине насыщенности телекоммуникационными фирмами и специалистами, которые в этом деле соображают. Почти все вокруг, за исключением взрослых детей, говорили на малопонятном английском языке, но дети днем уезжали на работу, заодно отвозя по дороге внуков в школу, и двум пожилым людям ничего не оставалось, как общаться между собой. А как это делать, если интересы такие разные? Поневоле пришлось идти на взаимные уступки.

Кооперации способствовало еще одно обстоятельство. У рыбака Моисея Семеновича не было водительских прав и собственной машины, но зато был дальтонизм, а “политолог” Семен Моисеевич имел и машину, а права, чем очень гордился, но при этом ездить никуда не любил. Короче говоря, старики образовали политико-рыболовный симбиоз.

Выглядело это так. Моисей Семенович с двойным комплектом удочек заходил к соседу и начинал нудеть о прекрасной погоде и о неземной красоте очередного озера, координаты которого узнал на специальном рыболовном сайте в Интернете. Семен Моисеевич же, беспрерывно поправляя пояс халата, притворно жаловался на сбой в каком-нибудь внутреннем органе и предлагал попить лучше чайку на веранде и обсудить ситуацию в районе Персидского залива. “Ну, если ты болеешь, то болей, а я пойду домой”, – говорил Моисей Семенович и делал вид, что собирается уходить. “Ладно уж, поедем”, – нехотя соглашался Семен Моисеевич, прекрасно понимая, что в машине соседу-молчуну деваться будет некуда и он будет вынужден выслушать все его соображения по поводу последних международных новостей.

Он вывалил в стиральную машину кипу белья и задумался. Что-то его насторожило, но что именно? Кажется, был какой-то шелест. Бумажка? Может быть, забытая в кармане купюра?
Запустив руку во чрево стирального барабана, он стал извлекать из него по одной вещи, проверяя карманы. Бумажка, вернее – две, нашлись в нагрудном карманчике любимой блузки жены. Или блузки любимой жены, что будет точнее. В иммиграции Марина стала для него тем, чем прежде была оставленная родина, то есть опорой духовного и даже физического существования.
Он бросил блузку обратно в барабан, предварительно зачем-то ее понюхав. На душе потеплело. Потом развернул бумажки. Одна из них оказалась чеком видео-проката “Blockbuster”, на другой незнакомым мужским почерком были написаны стихи:

С треском распоров небо искрящимся бенгальским огнем, метеорит мягко приземлился аккурат на огороде доктора Сергея Ивановича Ноздрина. Выглядел он не совсем обычно, вернее, совсем необычно, а если уж точно – то обычно для аптекарской склянки, но совершенно невероятно для гостя из космической бездны: пузырек из толстого темно-зеленого стекла величиной с водочный мерзавчик.

Сергей как раз сидел на крыльце и печалился, потому что он только что сделал укол морфина своей умирающей от рака бабушке. Она перестала стонать и забылась, а он вышел покурить. Тут эта штуковина и залетела. Сергей был человеком образованным. Может быть, самым образованным в своей родной казачьей станице на Ставрополье. Он сразу сообразил, что стал свидетелем космического феномена, но усталость от бессонных ночей у бабушкиной постели и сочувствие ее предсмертной тоске сделали его равнодушным ко всему остальному. Поэтому он докурил до конца, погасил окурок о торец крыльца и только после этого прошел между грядок и осторожно поднял выброшенную из вселенского океана бутылку. Оказалась она, против ожидания, прохладной и очень тяжелой. Горлышко, вероятно, было запаяно. Вместо записки, наличию которой Сергей бы не удивился, внутри болталась прозрачная жидкость.
“Завтра позвоню в Москву,” – подумал Сергей и отнес пузырек в дом.