Лучше поздно, чем никогда. Я имею в виду совершенно случайно попавшуюся мне на глаза статью потомственного художника, поэта и писателя поколения нонконформистов-шестидесятников Алексея Глебовича Смирнова “Русско-еврейская народность”. Человеком он был сугубо русским, более того – верующим христианином, от многочисленных предложений эмигрировать решительно отказывался, но проявил удивительную прозорливость относительно советского еврейства. Был, потому что скончался в Москве в 2009 году в возрасте 72 лет. При советской власти совершенно не печатался, хотя еще с середины 70-х годов прошлого века оставил изобразительное искусство и полностью сосредоточился на литературной деятельности. При его взглядах удивительно скорее не это, а то, что он вообще избежал ареста или заключения в психушку. Тяжелый был человек, неудобный. Россия Алексея Глебовича Смирнова – как советская, так и та, что была до и после – это чудовищная, засасывающая всех подряд черная воронка, в которой вертится человеческий мусор, сам же он, по его собственному выражению, предпочел жить духовно на краю пропасти, ни к чему и ни к кому не примыкая, поскольку все “испакощено и испохаблено”.
Теперь после такого краткого представления перейду к выборочному цитированию, поскольку любой пересказ нарушит, а то и разрушит чеканные формулировки автора.

Пути к благополучию не так уж разнообразны. Одни наследуют деньги, другие их зарабатывают, третьи – делают, а некоторые – получают. Феликс относился к последним. Он был прирожденным чиновником, этаким двуликим Янусом, лебезящим перед начальством и надменным с подчиненными. Люди с таким характером, как правило, всплывают на поверхность в бюрократических водах. Вот и Феликс к пятидесяти годам стал директором департамента в энергетическом концерне. Он был труслив, но жаден, то есть взятки брал при каждом удобном случае, но постоянно опасался разоблачения и поэтому был весь какой-то нервный и дерганый. Даже купив квартиру в так называемом элитном комплексе на юго-западе Москвы, он старался этот факт не афишировать и в свой подъезд входил как-то боком.