У разъездного фотографа Лисакова произошло короткое замыкание. То есть замыкание произошло не у него самого, а в автомобильном прикуривателе. Поломка Лисакова чрезвычайно огорчила, но не потому, что он был курящим. Как раз нет, курить он бросил 40 лет назад, когда демобилизовался из армии. Прикуриватель был ему нужен в качестве источника тока для обогревателя водительского сидения. Этот обогреватель он купил в Canadian Tire за 30 долларов по рекомендации своего уролога. “Простату надо держать в тепле!” – категорически заявил тот. Вот Лисаков и грел свою простату, разъезжая по окрестным городкам и фотографируя младенцев.

В Израиле среди русскоговорящих репатриантов до сих пор живуче поверье о “стеклянном потолке” – невидимом, но реальном пределе социального роста “понаехавших”. Уж и в кнессете наши люди не редкость, и в правительстве они заправляют, а русскогоязычный министр обороны Авигдор Либерман всерьез претендует на самый главный пост премьер-министра страны, но всё равно обида на дискриминацию со стороны местных наших бывших соотечественников не оставляет.

А как с этим в Канаде? Общими данными не располагаю, социальных опросов не проводил, поделюсь только личными впечатлениями.

Вскоре после окончания университета наш младший сын был приглашён в самый высший бюрократический орган страны – тайный совет при премьер-министре, где и проработал пару лет аналитиком. Потом ему надоело крутиться в гуще политических игр и, к всеобщему удивлению коллег, он ушёл в частный бизнес.

Едва Егор эмигрировал, как сразу стал иммигрантом… Множество людей даже не подозревают, что “эмиграция” и “иммиграция” – это два разных слова, которые не только по-разному пишутся, но и означают совершенно разные вещи. Эмигрант – это человек, который откуда-нибудь уехал, чтобы там больше не жить. Я, например, эмигрировал из Москвы. А иммигрант, напротив, – это тот, кто приехал куда-нибудь жить. Мы все в Канаде – иммигранты. Нашими делами занимается специально созданное для этого Министерство иммиграции – Citizenship and Immigration Canada. Министерство эмиграции, если и существует, то не здесь. В советские времена в КГБ СССР было специальное управление, отслеживающее умыкнувших за бугор соотечественников. Сотрудники комитета, работающие за рубежом под прикрытием посольств, консульств, торгпредств, корреспондентских пунктов и других вполне официальных организаций, неофициально собирали информацию о бывших советских гражданах и даже, будто бы, получали за каждую эмигрантскую голову небольшие деньги.

– Утинки-тутиньки! У-лю-лю! Хороший мальчик! Лапочка! Сейчас я тебе пеленочку поменяю, пока мама там у соседки язык разминает… А, Черт! Да не дрыгай ты ногами… Новые же совсем брюки… Придется их теперь в чистку. Ну, чего опять разорался? На бутылочку. Не хочешь? Тогда на соску. Тоже не хочешь? Какого тебе рожна еще надо? Ай-я-яй!..
– А-а-а-а-а-а!!!
– Не плачь! Что за манера: чуть что – сразу в слезы. Ты же мужчина. Подумаешь – упал! Я вот тоже вчера вечером возвращался от Сереги и упал. Видишь, рукав у куртки порвал. И ничего, не плачу, даже когда меня твоя мама ругает.
– А чего он дразнится?
– Кто дразнится? Петров из третьего подъезда? Так он же дебил. Ты его не слушай. А если будет приставать – дай в морду.
– Нет, это двойка не за диктант, а за поведение. Ты же меня сам учил: если дразнятся – в морду. А Марь Иванна сразу к директору. “Сорвал урок! Сорвал урок!..” Ничего я не срывал, дал в морду и все. А он – жаловаться. А за диктант, видишь, четверка.

Мне 72 года. Каждый день, если нет дождя и не холодно, я совершаю велопрогулку по окрестностям. В результате мне знаком каждый закуток и каждая тропинка в радиусе примерно 10 километров от дома. Делаю я это не только в оздоровительных целях и не только для удовольствия, а главным образом под давлением сформировавшегося за много десятилетий условного рефлекса.

…Когда ещё мальчишкой я попросил у отца купить мне велосипед, он достал с антресолей пыльное рогатое чудовище, принадлежавшее ещё моему деду. Произведённая в США в начале ХХ столетия модель в общих чертах походила на велосипед, но отличалась деталями. Например, ведущая шестерня была примерно вдвое больше, чем на велосипедах других ребят, кроме того, она представляла собой барельеф бегущих вокруг центральной оси обнаженных древнегреческих атлетов. Были и другие странные отличия, которые провоцировали у меня приступы жгучего мальчишеского стыда. Я мучительно стеснялся своего дореволюционного велосипеда и уезжал кататься как можно дальше от дома, дабы не попадаться на глаза одноклассникам.