Диалог с бортовым компьютером

– Доброе утро, мистер Резников! Как спалось?
– Погано после вчерашнего. Заводись.
– Р-р-р-р-р! У-у-у-у-у-у… Куда поедем?
– Элгин стрит, 42. Понятия не имею, как туда быстрее доехать в это время.
– Пристегнитесь. Как выедете из гаража – поворачивайте направо, потом на третьем перекрестке – налево, потом…
– Не спеши, я все равно не запомню. Подсказывай по ходу. Кстати, надо где-нибудь по дороге остановиться хряпнуть пивка.
– “Управление автомобилем в нетрезвом состоянии наказывается лишением прав на срок до…”
– Молчи, скотина! Не твое дело, что и когда мне пить. Где на пути будет ближайший винный или пивной магазин?
– “Управление автомобилем в нетрезвом состоянии наказывается лишением прав на срок до…”
– Ты что, завис?

Было это так. Анатолий был членом команды из шести программистов, работающих над издыхающим по причине недостаточного финансирования проектом. Это знали все и только ждали, когда проект закроют, а занятых на нем людей выгонят или переведут на другие проекты – уж кому как повезет. Чтобы убить время, Анатолий играл с лучшей в мире поисковой системой Google, созданной, между прочим, проживающим в Калифорнии москвичом Сергеем Брином. Набирая в поисковом окошечке случайно приходящие на ум слова и словосочетания, Анатолий нажимал кнопку “Google search”, а потом наудачу открывал полученные ссылки. С детства склонный к философствованию, он жонглировал в основном словами мировоззренческого характера. Так неожиданно и наскочил на Бога.

Семен Моисеевич больше всего на свете любил поболтать о политике, а его сосед Моисей Семенович больше всего на свете любил рыбалку. Оба пенсионера жили в Канате – западном районе канадской столицы, именуемым “северной Силиконовой долиной” по причине насыщенности телекоммуникационными фирмами и специалистами, которые в этом деле соображают. Почти все вокруг, за исключением взрослых детей, говорили на малопонятном английском языке, но дети днем уезжали на работу, заодно отвозя по дороге внуков в школу, и двум пожилым людям ничего не оставалось, как общаться между собой. А как это делать, если интересы такие разные? Поневоле пришлось идти на взаимные уступки.

Кооперации способствовало еще одно обстоятельство. У рыбака Моисея Семеновича не было водительских прав и собственной машины, но зато был дальтонизм, а “политолог” Семен Моисеевич имел и машину, а права, чем очень гордился, но при этом ездить никуда не любил. Короче говоря, старики образовали политико-рыболовный симбиоз.

Выглядело это так. Моисей Семенович с двойным комплектом удочек заходил к соседу и начинал нудеть о прекрасной погоде и о неземной красоте очередного озера, координаты которого узнал на специальном рыболовном сайте в Интернете. Семен Моисеевич же, беспрерывно поправляя пояс халата, притворно жаловался на сбой в каком-нибудь внутреннем органе и предлагал попить лучше чайку на веранде и обсудить ситуацию в районе Персидского залива. “Ну, если ты болеешь, то болей, а я пойду домой”, – говорил Моисей Семенович и делал вид, что собирается уходить. “Ладно уж, поедем”, – нехотя соглашался Семен Моисеевич, прекрасно понимая, что в машине соседу-молчуну деваться будет некуда и он будет вынужден выслушать все его соображения по поводу последних международных новостей.

Он вывалил в стиральную машину кипу белья и задумался. Что-то его насторожило, но что именно? Кажется, был какой-то шелест. Бумажка? Может быть, забытая в кармане купюра?
Запустив руку во чрево стирального барабана, он стал извлекать из него по одной вещи, проверяя карманы. Бумажка, вернее – две, нашлись в нагрудном карманчике любимой блузки жены. Или блузки любимой жены, что будет точнее. В иммиграции Марина стала для него тем, чем прежде была оставленная родина, то есть опорой духовного и даже физического существования.
Он бросил блузку обратно в барабан, предварительно зачем-то ее понюхав. На душе потеплело. Потом развернул бумажки. Одна из них оказалась чеком видео-проката “Blockbuster”, на другой незнакомым мужским почерком были написаны стихи:

С треском распоров небо искрящимся бенгальским огнем, метеорит мягко приземлился аккурат на огороде доктора Сергея Ивановича Ноздрина. Выглядел он не совсем обычно, вернее, совсем необычно, а если уж точно – то обычно для аптекарской склянки, но совершенно невероятно для гостя из космической бездны: пузырек из толстого темно-зеленого стекла величиной с водочный мерзавчик.

Сергей как раз сидел на крыльце и печалился, потому что он только что сделал укол морфина своей умирающей от рака бабушке. Она перестала стонать и забылась, а он вышел покурить. Тут эта штуковина и залетела. Сергей был человеком образованным. Может быть, самым образованным в своей родной казачьей станице на Ставрополье. Он сразу сообразил, что стал свидетелем космического феномена, но усталость от бессонных ночей у бабушкиной постели и сочувствие ее предсмертной тоске сделали его равнодушным ко всему остальному. Поэтому он докурил до конца, погасил окурок о торец крыльца и только после этого прошел между грядок и осторожно поднял выброшенную из вселенского океана бутылку. Оказалась она, против ожидания, прохладной и очень тяжелой. Горлышко, вероятно, было запаяно. Вместо записки, наличию которой Сергей бы не удивился, внутри болталась прозрачная жидкость.
“Завтра позвоню в Москву,” – подумал Сергей и отнес пузырек в дом.

…Первым почувствовал неладное кот. Обычно его просьбы открыть дверь наружу звучат довольно деликатно. А тут, едва семья приступила к просмотру первых сновидений, кот буквально взорвался душераздирающим мявом. Я выскочил из-под одеяла, даже не успев удивиться округлости светящихся зеленых цифр на электронном будильнике – 12:00. Кот вылетел в сад, как ошпаренный, и шлялся где-то до утра.

На следующую ночь история повторилась с точностью до минуты. Когда же в третий раз я увидел на будильнике уже знакомые два нуля после двенадцати, мне стало немного не по себе. Сон не шел. В конце-концов я оставил попытки заснуть и открыл глаза. Между кроватью и темной дверью стенного шкафа маячила как бы нарисованная дымом сутулая фигура. Я испуганно охнул. Фигура немедленно метнулась к шкафу и всосалась в щель. Преодолевая дрожь в коленях, я встал и раздвинул дверцы шкафа. В исполосованном жалюзи квадратном пятне лунного света я отчетливо увидел уходящее в вентиляционное отверстие облачко дыма.

Впервые Борис Семенович услышал о “кремлевской таблетке” еще в Одессе, в 1991 году. Рассказал ему о ней под большим секретом сотрудник ОВИРа Кроколев, который занимался оформлением выезда Бориса Семеновича с дочкой на ПМЖ в Израиль.

По словам Кроколева, “чудо-таблетка” была разработана лучшими умами Академии наук СССР по заказу 4-го Главного управления Минздрава специально для членов Политбюро ЦК КПСС и лично для Генерального секретаря ЦК товарища… Тут Кроколев понизил голос до беззвучного шепота, но Борис Семенович все понял. Короче, если бы не таблетка, генсек откинулся бы лет на десять раньше.

“Почему этому старому пердуну было можно, а мне нельзя?” – подумал с возмущением Борис Семенович, у которого как раз начала подавать голос предстательная железа, но не так, как в молодости, а наоборот.