У меня лично с таможенниками в аэропортах никаких проблем не возникает. Я везу обычно один чемодан средних размеров черного цвета, который ни по своему виду, ни по весу подозрений не вызывает. И никогда не беру с собой острые, режущие предметы, наркотики, бомбы, ветчину и т. д. Брат мой тоже не берет ничего такого, но его постоянно обыскивают и копаются в его портфеле, ища второе дно. Он ездит всюду с одним портфелем, без чемодана. Возможно, это и вызывает подозрение. Брат объясняет им, что он профессор такого-то университета, кафедры биофизики, и едет на конференцию на пару дней, но они продолжают молча его обыскивать. Я посоветовала брату в следующий раз взять чемодан. Он взял, но его опять обыскали.Возможно, выражение его лица вызвало подозрение. Он заранее принял безразличное выражение, а сам напряженно ждал, как поведут себя таможенники. Когда в голове такие мысли и стараешься это скрыть, лицо всегда выглядит неестественно, а у таможенников глаз наметанный. Они долго изучали его паспорт на предмет фальшивки. Брат жаловался начальнику аэропорта, отправлял письма членам парламента и премьер-министру, ничего не помогло, его продолжали обыскивать. Наконец, он сделал сканирование сетчатки глаза и всюду подставлял свой глаз для идентификации, думая, что этим парализует таможню. Но нет. Ему говорили: “Мы не сомневаемся, что Вы – это Вы, профессор такого-то университета, кафедры биофизики, за что мы Вас очень уважаем. Но не исключается возможность, что кто-то подбросил Вам в портфель или карман острые, режущие предметы, наркотики, бомбу, ветчину и т. д. Так что уж извините…”
Брат совершенно отчаялся и пошел за советом к другому профессору, на кафедру философии. Тот покопался в книгах и сказал ему: “Если не можешь изменить мир, измени свое отношение к нему”. Брат подумал и решил, что в этом что-то есть. Теперь, когда его обыскивают, он весело шутит с таможенниками, похлопывает по плечу, рассказывает анекдоты, сообщает последние новости в области биофизики, желает здоровья и долгих лет плодотворной жизни всем работникам аэропорта. А раньше спорил, кричал, портил себе нервы…
Законы аэропорта непоколебимы. Это ощущают на себе все слои населения. И больше всех – музыканты, самая чувствительная и легкоранимая часть общества. Музыканты никогда не расстаются со своими инструментами и всюду берут их с собой, кроме пианистов, конечно. Последние с трудом переносят разлуку со своими роялями и всю дорогу смотрят на фото, где они запечатлены с роялем. Каким же надо быть черствым человеком, чтобы отнять у скрипача его скрипку или у тромбониста – тромбон. Все равно что отнять у ребенка конфету. Но работнику аэропорта, как известно, чужды жалость и сострадание. На моих глазах произошла одна душераздирающая сцена. Это было в московском аэропорту. Один скрипач летел со своей скрипкой. Скрипка была в футляре, как полагается. Скрипач был с длинными волосами. Он держал скрипку, прижав к груди, и бережно протянул ее, чтобы на нее нацепили бирку. И тут ему говорят, что скрипку придется сдать в багаж, так как для ручной клади она слишком велика, то есть не она сама, а футляр, на 20 см превышает допустимую норму. Скрипач оторопел. Он сказал, что это кощунство и что он не даст им свою скрипку на растерзание.
– Сдать в багаж, вы с ума сошли, да это же Страдивари! – Он, конечно, приврал, решив сразить их именем. Не думаю, чтобы у него был Страдивари. Ему сказали:
– Ради Вари или ради Шуры, не имеет значения, или в багаж, или Вы не летите.
-Тогда и меня сдавайте в багаж! -крикнул скрипач, вскинув голову и прижав к себе скрипку.
-Вас нельзя, там холодно и чемоданы задавят.
– А ее значит можно?! – завопил скрипач, сходя с ума и задыхаясь от гнева.
– Купите в таком случае отдельный билет для скрипки и летите другим рейсом, – сказали ему, – на наш все билеты проданы.
Чем это все кончилось, я не знаю, так как нас повели на посадку. Думаю, он все же купил билет для скрипки.
Виолончелисты – те всегда покупают билеты для виолончелей и летят бизнес классом, посадив виолончель в кресло и пристегнув ее особыми ремнями. И всегда сажают ее у окна, а сами садятся рядом, чтобы ее никто не тронул.
Но недавно (об этом писали в газетах) группа польских студентов-музыкантов, летевшая из Калгари в Торонто а оттуда в Варшаву с четырьмя виолончелями, для которых были куплены четыре билета, столкнулась в аэропорту с непредвиденным осложнением. Им сказали, что в салон можно взять только две виолончели, а две другие придется оставить в аэропорту, или же, в виде исключения, им позволят их сдать в багаж. Студенты взвыли и пошли стеной на регистратора, заслонив свои виолончели и вопя, что впервые сталкиваются с таким безобразием, что всегда летают с четырьмя виолончелями и ни разу у них не было проблем, в том числе и при полете в Калгари. Но в Air Canada им возразили, что в Калгари они летели самолетом польской компании, а обратно летят на их самолете, а у них лимит: по две виолончели на самолет. Это закон, и надо ему подчиняться.
Бедным студентам ничего не оставалось, как лететь в Торонто на двух самолетах. А оттуда в Варшаву они уже полетели в одном, компании Polish Airlines.
Разные компании – разные законы, ничего не поделаешь. И если вникнуть, то в каждом законе можно найти смысл. Ну, действительно, если уж сажать в самолет четыре виолончели, то почему бы не весь оркестр. Представляете, летит самолет, а в креслах сидят барабаны, арфы, трубы… Где же поместиться простым людям? Тогда уж заказывайте отдельный рейс, господа музыканты. Так что по две виолончели на самолет или по три скрипки или по одному барабану – вполне разумная мера.
