(Продолжение. Hачало в № 778)
С Саненковыми, Володей и Лизой, я дружу уже много лет, жила с ними когда-то на “Соколе” в общежитии аспирантов-медиков. Он – дерматолог, русский, высокий, грузный, с круглым лицом блондин, она – офтальмолог, кореянка, невысокая, полная, с круглым лицом брюнетка.
Кореянка она только внешностью и по паспорту, а душой – типичная русская, родилась в России. Но умеет готовить “хе” – корейское блюдо, сырое мясо, выдержанное в уксусе и специях, довольно вкусноe, я пробовала это еще в общежитии. Тогда у них уже была дочка Танечка, теперь она замужем, у нее маленький сын.
Дошли до дома, он в пяти минутах ходьбы от метро, вот их подъезд. В него не войдешь, как раньше, в Москве сейчас все подъезды с кодами. Пока достаю блокнот, где записан код, дверь открывается, кто-то выходит, мы заходим. Поднимаемся на пятый этаж, звоним в дверь, потом опять. Тихо. Видно, с работы еще не пришли. Лиза сказала, что будет в семь, а сейчас без четверти. Ну ничего, подождем, посидим на чемодане. Дверь напротив отворяется, из нее выглядывает женщина, спрашивает нас, кто такие. Мы объясняем. Она приглашает нас в дом – не сидеть же в подъезде. Мы благодарим и просим не беспокоиться. Она закрывает дверь. Через пару минут снова высовывается, говоря, что не дело это сидеть на лестнице, ведь они как-никак соседи и живут дружно… Мы входим в дом. Идем за ней по тесному коридору, ее зовут Рита, она извиняется за свой вид (на ней выцветшие то ли трусы, то ли шорты и майка, в Москве – жара), проводит нас в кухню, говоря, что комната у нее, “извините, неприбрана”, сажает за стол, предлагает поесть суп. Мы говорим, что сыты, тогда квас – она достает из холодильника бутылку, из шкафа какие-то печенья. В кухню заходит мужчина, тоже в трусах, здоровается и исчезает.
Рита между тем рассказывает, какие у нее хорошие соседи, если что помогают, у нее как-то распух глаз, Лиза вылечила. И кота своего, Кешу, так любят, даже балуют слишком, он у них по столу ходит. А как-то забрался к ней на кухню через балкон по карнизу и – в окно, прыгнул на стол и стащил колбасу. Она закрыла окно, чтобы он вдруг не выпрыгнул с колбасой на карниз и не расшибся, и отнесла его соседям, вот такие у них хорошие отношения. К ним часто приходят гости, иногда, правда, бывает немного шумно, но народ культурный, все больше артисты, он ведь венеролог, причем хороший, у него весь Большой театр лечится. И из других театров тоже. И нас приглашают, как у них какой-нибудь праздник, день рождения, к примеру, обязательно пригласят.
– А вот и они, – говорит Рита, услышав шаги на лестнице. У нее, видно, хороший слух, я ничего не слышу. Она идет в коридор, смотрит в глазок и открывает дверь.
– Господи, вы здесь! Давно ждете?! – суетится Лиза, обнимая нас.
– А я бежала, чтобы успеть, – она смотрит на часы, – на пять минут опоздала.
– Да не волнуйся, мы просто раньше приехали, – говорю я, – очень приятно посидели у твоих соседей.
Мы все еще раз благодарим соседку.
– Ужасно любопытная, – говорит мне Лиза, закрыв за собой дверь, – как кто придет к нам, сразу является под каким-то предлогом, чтобы посмотреть. Что она тебе рассказывала?
– Хвалила вас. Рассказывала про Кешу, как он к ней по карнизу влез и колбасу съел.
– Прямо, съел! Она его чем-то огрела, у него на лбу шишка выскочила. Но женщина она, в общем, не вредная, муж – тоже, правда, пьет, но не буянит. C соседями нам, можно сказать, повезло.
Она проводит нас в комнату. Сама бежит в ванную, говоря на ходу, что Вова сейчас будет, зашел после работы в магазин, чтобы прикупить что-то.
В комнату, запыхавшись, вваливается Вова.
– Ну, здрафствуйте, торокие, да?! – говорит он, как обычно при виде меня имитируя кавказский акцент. Мы целуемся.
– На маму похожа, – говорит он дочке.
-Ты совсем не изменился, – говорю я. И правда, полные люди обычно долго не меняются.
-Ты тоже, почти, – произносит он, вглядываясь, – как жизнь? Работаешь?
– Да, шофером, своих развожу. А ты все врачом, как раньше?
– Да, жизнь как-то так сложилась, – вздыхает Вова, войдя в роль.
– Ничего, бывает – утешаю я.
Мы смеемся.
– Брысь! – шикает он на кота, вскочившего на стол.
Кот серый, пушистый, раньше у них был другой, полосатый, воду пил из хрустальной вазы, больше ниоткуда не пил, такая у него была привычка.
– А где Кеша? – спрашиваю я.
– Кеши нет уже два года, скончался… этот тоже Кеша.
– Тоже из хрусталя пьет?
– Нет, у него свои привычки.
– Я же сказал, не лезь на стол! – грозит он коту кулаком.
Тот не реагирует, зная, что хозяин с этим давно смирился и только при людях делает вид, что сердится. Лиза, однако, войдя в комнату, решительно сталкивает кота на пол и раскладывает приборы.
– Это сколько народу ожидается? – спрашиваю я, подсчитывая тарелки.
– Сейчас будут Таня с мужем, Ванечка, внучек, останется дома с другой бабушкой, ну и еще пара друзей, супруги, она – балерина в Большом, он работает в администрации, и еще артист из МХАТа, хороший артист, но ты его вряд ли знаешь. Я их для вас пригласила, чтобы вам было интересно. Позвонила Динаре, сказала, что ты будешь, она чем-то занята, расстроилась, очень хочет тебя видеть.
– Я тоже хочу, не знаю, когда сможем встретиться, времени у нас в обрез, завтра летим в Ленинград, наверное уже после, когда вернемся.
Динара – наша подруга по общежитию, татарка с серыми глазами, была замужем, потом развелась, он врач, она инженер, дочка взрослая, тоже врач.
-Такая же болтушка, как всегда, – продолжает Лиза, – но в больших количествах ее трудно вынести, я теперь понимаю Родькина (муж Динары), хотя он тоже не подарок, помнишь, какие сцены ей устраивал в общежитии? Человек она добрый, всегда готова помочь, но взбалмошная какая-то, шумная.
– Я вам на “Иоланту” в Большой театр билеты взял, могу и ей взять, там и встретитесь, – говорит Вова.
Я еще из Торонто просила его устроить билеты в Большой, чтобы показать его дочке. Вова страстный театрал. У него всюду блат, я в свое время ходила по всем театрам благодаря ему.
– А как Вера? – спрашивает Лиза, – вы с ней общаетесь, она ведь тоже где-то там, в Америке?
Вера – болгарка, еще одна подруга по общежитию, сейчас живет в Штатах.
– Мы с ней иногда созваниваемся, – говорю я, – на Новый год звонила, сказала, что оглохла на одно ухо. Вдруг, без всякой причины.
– Ну, может, так сразу и восстановится, так бывает, – говорит Вова.
– А как Казаровы? – спрашиваю.
– Прекрасно, живут друг для друга, так и не завели детей, разъезжают по заграницам, он давно уже зав.отделом…
Собираются гости, усаживаются за стол. Танечка – черноволосая, с азиатскими глазами, вся в мать, но выше нее, муж – бизнесмен, представительный молодой человек. Артист из МХАТа – худой и бледный, но разговорчивый. Балерина с мужем пришли последними. Она – довольно красивая, сильно накрашенная, он – лысый.
На столе всякие московские деликатесы, сыры, колбасы, соленые огурчики, грибы, оливье и конечно “хе”. Ликер, вино, водка. Меня разморило, я в самолете почти не спала, дочка, вроде, бодрее. Как сквозь вату слышу обрывки разговоров:
– Нет, я это не буду, слишком жирно…
– Мне водочку, да, спасибо…
– Аниськина дура, какая Жизель, в фуэте не докручивает…
– Через пять минут его выход, прихожу в гримерную, смотрю – спит без задних ног…
– Как смешно, – шепчет мне дочка, – как будто есть еще передние…
В ее канадское образование не укладываются отдельные русские словосочетания.
Наконец гости расходятся. Танечка с мужем, попрощавшись, тоже уходят. Вова убирает пустые бутылки, Лиза валится на диван. Вдруг спохватывается:
– Вов, крикни Тане, скорее!
Вова бросается к окну и, высунувшись, орет:
– Таня! Таня!
Потом оборачивается:
– А что кричать-то?! Что кричать-то?!
Мы с Лизой, переглянувшись, улыбаемся.
– Скажи, что я завтра выходная, пускай не ведет Ванечку в садик.
Вова, свесившись, передает сообщение.
– К ним иногда не дозвонишься, – объясняет Лиза.
– Люди спят, а они орут, – доносится снизу голос.
– Все, все, извиняюсь, спите… – говорит кому-то в окно Вова.
– Это Павел что ли возмущается? – спрашивает Лиза.
– Он. А сам какой содом у себя устраивает!
– Кеша, мне не до тебя, – говорит Лиза коту, который устраивается у нее на животе, – надо постели готовить, вы уже еле держитесь.
Лиза уходит в спальню.
Утром мы завтракаем с Лизой на кухне. Вовы уже нет, ушел на работу. На кухне тесно и пахнет рыбой. Здесь на веревке, как и десять лет назад, висит сушеная рыба.
Потом мы едем в гостиницу. Доезжаем до станции метро “Бульвар Дмитрия Донского” и садимся в маршрутку, которая везет к “Рус-Отелю”, где у нас заказан номер. Гостиница большая, новая. Спрашиваем в регистратуре о чемодане – пока нет известий. Номер у нас неплохой, но вода из труб течет бурого цвета. Звоню в ресепшн, мне говорят: пусть вода потечет немного, прочистится. Ждем, через час действительно вода посветлела, а через два уже можно мыться. Дочка, конечно, расстроена из-за чемодана, у нас в 7 вечера самолет на Ленинград, а у нее даже смены белья нет. Поехали на ярмарку, которая находится рядом с метро, взяли ей все необходимое, заодно купили банку малины у одной бабушки. И обратно, в “Рус-Отель”. Хорошо, что Домодедово недалеко от гостиницы.
(Окончание в следующем номере)
