Позвольте предложить вашему вниманию некоторые главы моей новой книги, не без колебания названной “Соотечественники”.
Сборник этот – коллекция этно-исторических эссе, носящих скорее научно-популярный, нежели литературный характер. И всё-таки, невзирая на добросовестное изучение огромного количества материалов и тщательную проверку фактов, я ни в коей мере не посягал на декларацию каких-либо открытий и не отважился на утверждение любого рода неопровержимых истин.
Эта книга – всего лишь попытка честного диалога, ведущегося посредством рассуждений над удивительными, но малоизвестными событиями, случившимися и происходящими в пространстве, условно именуемом “Русский Мир”.
“…От финских хладных скал
до пламенной Колхиды,
От потрясённого Кремля
До стен недвижного Китая“.
А.С. Пушкин
(клеветникам России), 1831г.
На мой взгляд, этот сюжет, ну, просто обязан стать краеугольным камнем громоздкого литературного опуса. Будь покорный ваш слуга всамделишным литератором, то непременно бы возвёл на фундаменте предлагаемой темы величественное здание исторического романа. Эх, кабы позволило мне дарование, … изваял бы я сие произведение в величественном ключе русского классицизма. Едва заметно подражая стилю раннего Акунина, я бы мешал всякие там креолины с канделябрами, удовлетворяя вкус наикапризнейших из поклонников исторического жанра. По булыжным мостовым Санкт-Петербурга проносились бы с грохотом ландо придворных интриганов, лазурные воды тропических морей качали бы бриги, … любовь, кровь, ром и соболиные меха.
Увы, но вынужден признать, что мне подобный труд не по зубам. Однако авторская совесть (зуд графомана?) изгрызёт мою душу словно карамельку, если не поделюсь с вами этой поражающей воображение былью. Именно былью – и от того, прежде чем приступить к изложению событий, позвольте клятвенно вас заверить, что во всём нижеследующем вымысла нет ни на копейку. Что же касается возможных неточностей и неизбежных сплетен (коими обросла за столетия эта история), то, как говорится, “за что купил – за то продал”.
… Восемнадцатый век – эпоха великих потрясений, отделяющих Древние Времена от лет, непосредственно предшествующих нашей современности. Возможно, скептик перебьет меня замечанием, что этаким манером можно охарактеризовать любое из минувших столетий. Что ж, в чём-то скептик прав, однако именно в восемнадцатом веке формировалась политическая карта нынешнего мира. Взгляните на атлас той поры и вы сами убедитесь, что государственные границы двухсотлетней давности, слегка выпячиваясь “за” и чуть-чуть недотягиваясь “до”, тем не менее вполне напоминают современные рубежи. Именно середина описываемого столетия пришлась на освоение Россией безбрежных просторов Тихого Океана, и уже к завершению века т.н. “Русско-Американская компания” прочно обосновалась на Аляске. Упомянутая компания первоначально ставила целью лишь освоение прилегающих к русским границам северных территорий Западного Полушария, однако вскоре перестала довольствоваться суровыми берегами своей вотчины. Не забывая о пушных факториях Ситки, “компаньоны” то и дело совершали экономические набеги на англо-испано-американское калифорнийское побережье, а также спали и видели в сладких снах сандаловые леса и сахарные плантации “ничейного” Гавайского Архипелага. И вот, в самом начале девятнадцатого века, а точнее в 1806 году, российский бриг “Нева” под командованием капитана-лейтенанта Лисянского бросает якорь на рейде гавайского острова Кауаи. В амбициозные планы экспедиции входит разведка (с нескромной целью колонизации), по крайней мере, северо-западной части архипелага, ну а там – “поживем-увидим”. Само собой разумеется, что действовал Лисянский не по собственной инициативе, но с благословения тогдашнего руководителя Русско-Американской Компании Александра Андреевича Баранова. Александр Андреевич сидел в аляскинском Ново-Архангельске (нынешняя Ситка) этаким наместником Императорского Величества и судил по собственному разумению, что Империи на пользу, а что – во вред. По свидетельству знавших Баранова людей, человеком он был решительным и независимым от капризов (один Бог ведает где нахо-дящегося) Санкт-Петербурга. К тому же Александр Андреевич спра-ведливо полагал, что “кашу маслом не испортишь”, и от того всё, что “плохо лежит”, хватать надобно не мешкая, не дожидаясь на то Высочайшего Распоряжения. Ну, а коли возникнут осложнения политического свойства (похоже, именно так рассуждал старый авантюрист), то чего уж там – вернуть оттяпанные территории “завсегда успеется”.
В этом месте повествования необходимо отметить, что в те времена райские Гавайи и впрямь “плохо лежали”. Происходило это от того, что зарящаяся на архипелаг Испания потихоньку превратилась в немощную старушенцию, еле удерживающую в слабеющих руках рвущиеся на волю латиноамериканские колонии. Владычица же морей и неугомонная колонизаторша Англия ослаблена была постоянными конфликтами с Францией. Имелась также в списке претендентов “молодая да ранняя” Американская Республика, но и она на тот момент мучилась несварением свежепроглоченных мексиканских территорий.
Это то, что касается, как принято нынче выражаться, “геополитической ситуации”, что же до морячков капитана Лисянского, то им, горемычным, в те дни всего-то и хотелось – посуху походить, да упитанных туземочек за бока пощипать. Реальность, между тем, превзошла не только плотские фантазии низших чинов брига “Нева”, но и самые тщеславные упования господ офицеров. Высадившуюся на кауайский берег русскую экспедицию местные жители встретили неожиданно тепло. Да что там местные жители, сам Его Величество кауайский король Томари, что ни вечер – то закатывал для господ офицеров торжественные ужины. Хлебосольный монарх и его вельможи так старательно обхаживали русских моряков, что у тех возникло грешным делом ощущение, будто их “не за тех принимают”. … А что как спохватятся хозяева и потребуют оплатить по ошибке доставшееся радушие ?!
Впрочем, вскорости всё объяснилось. Оказалось, что кауайский правитель Томари находится в состоянии перманентной войны с квартирующим в Ганалулу гавайским королем Камехамехой Первым и желал бы заручиться поддержкой солидных европейцев (ружья, порох, пушки) в этой вялотекущей (луки, стрелы, копья) междоусобице. Лисянский в ответ на съеденные королевские ужины принялся кормить островного самодержца русскими “завтраками”, дескать, будут вам и пушки, и порох, но только после императорского на то соизволения. Соизволение пришло аж в 1814 году, и терпеливый Томари (а с другой стороны – куда было деваться) принял его с огромной благодарностью. В тот самый год и возник на гавайском острове Кауаи русский военный форт под названием “Елизавета”. Охрана форта доверена была большей частью состоящим на службе “Русско-Американской Компании” аляскинским алеутам да небольшому числу русских людей под руководством часто сменяющихся офицеров-комендантов. Должной помощи сей форпост Российской Империи от петербургского начальства не получал, что ставило под сомнение серьезность всей этой политической задумки в глазах внимательно следящих за ходом событий англичан и американцев. Король же Томари от такого чисто номинального русского присутствия был в неописуемом восторге, и от полноты чувств 21-ого мая 1816 года испросил у Русского Императорского Двора статус официального протектората для своих владений, и ….. российского гражданства для себя лично. Факт этот на сколько же малоизвестен, на столько достоверен. Кстати, подданство Томари получил. По свидетельству очевидцев, церемония принятия кауайским королем российского гражданства была “торжественной и трогательной”. Присутствовавший хронист отмечал, что “…. туземный король собственноручно снёс до-ставленный ему российский флаг с корабля на берег и собственноручно же поднял его на флагштоке”. Сохранилось и другое документальное свидетельство тех фантастических событий, а именно – письмо, в котором новоархангельский “губернатор” А.А.Баранов, чьим нежным заботам доверил Петербург судьбу гавайского вассала, приватно просил коменданта елизаветинского форта: ” …проявляйте заботу о защите короля Томари и о уважении этого правителя столько, сколько требует того образ дикой его жизни”.
Вот ведь как вышло. Гавайский уезд Аляскинской губернии! И если уж не Кауайская “Сновороссия”, то, по крайней мере, что-то наподобие Финляндского курфюрства. Так-то оно так, да ведь остров Кауаи это ещё не все Гавайи, собранные воедино проамерикано-английским правителем Камекомехой. В принципе , несмотря на то, что возле тростникового трона ганалулского короля постоянно околачивались лондонские и вашингтонские военные эксперты, с помощью пары сотен русских солдатушек прибрать к рукам всю его островную вотчину труда не составляло. Однако не следует забывать и о том, что на дворе разгорался просвещенный девятнадцатый век, и от того циви-лизованный Баранов предпочёл грубой силе изящную аферу. Основ-ную роль в бескровном захвате “нерусской” части гавайского архипелага история отвела некоему господину Шефферу – человеку во всех отношениях удивительному. Георг Шеффер – доктор медицины (с вашего позволения, гинеколог), прибыл в пределы Российской Империи в 1808 году с врачебным саквояжиком и безо всяких средств к существованию. Обзаведясь российским подданствам, теперь уже Георгий Антонович Шеффер вскорости делается (даром что специалист дамского профиля) главным медиком Московского Полицейского Управления. История умалчивает о причине перехода доктора из вышеуказанной должности в должность главного врача Русско-Американской Компании, но доподлинно известно, что капитан судна, доставившего Георгия Антоновича на Аляску, пытался высадить оного попутчика ещё в “бананово-лимонном” Сингапуре. В бортовых записях капитан сетовал на “вздорный характер пассажира” и “склонность его ко всякого рода интригам”. Но всё хорошо, что хорошо кончается, и славный доктор в 1814 году вступил на шаткую пристань Ново-Архангельска с заверенной капитаном характеристикой – “лицо впредь нетерпимое на судне”.
Что ж, дадим передохнуть дражайшему Георгию Антоновичу после утомленного вояжа, ведь в следующей главе повествования его ждут (как было принято писать в романах) “воистину великие дела”.
