Декабрьской ночью одна тысяча девятьсот шестнадцатого года по заснеженной ледяной корке Финского залива в зябком драповом полупaльтеце и германских каучуковых ботах шагал невысокий человек. Несмотря на совершенно лысый лоб и рыжеватую бородку клинышком, его можно было принять за четырнадцатилетнего подростка.
Нет, не пестрая шерстяная шапочка с бумбоном и не малый рост шагающего, а скорее стремительная нервная походка, заложенные в вырезы жилета большие пальцы обеих рук и чудная манера бодать пространство впереди себя, создавали ощущение столь свойственной пубертатным юношам недоразвитости.
Время от времени невысокий резко оборачивался на сто восемьдесят градусов и, интеллигентно грассируя, выкрикивал “Засганец!”. Бредущий в пяти саженях проводник – худой, флегматичный чухонец, не понимая по-русски, но получив с человека с бумбоном оговоренные полтора рубля перед самым выходом из Саари, всякий раз улыбался, приподнимая стеганый картуз.
* * *
(Четырнадцатого мая две тысячи тринадцатого года Верховная Палата Всероссийского Учредительного Собрания большинством в пять голосов одобрила предложенный эсерами и вынесла на Высочайшее рассмотрение законопроект “О предоставлении долгосрочных кредитов правительству вставших на путь демократических преобразований Североамериканских Штатов”.
… Но ни у кого в российском обществе не возникало и тени сомнения, что сей со скрипом протащенный думскими лабиринтами билль – прямой результат гангстерского шантажа бессердечных америкосов, приостановивших усыновление россиянами десятков тысяч американских сирот, влачащих убогое существование в т.н. “дет.домах” от Сиэтла до Сан-Диего.)
* * *
…У кромки лед особенно ненадежен. Под слоем снега предательские трещины бегут на пять саженей. Потоптавшись на безопасном расстоянии, проводник не стал подбирать зацепившуюся за край полыньи вязаную шапочку с бумбоном. Аккуратно ступая в старые следы, побрел он восвояси. “Повезло, – думал по-чухонски мужик, – по-крупному повезло!”
Деньги-то он взял вперед, еще перед самым выходом из Саари.
Печник и Ленин
Ленин?!… !
Так и сел старик
(стихотворение “Ленин и печник”.
А. Т. Твардовский.)
– Трояк с тебя, мил человек. Дед вытер перепачканные сажей ручищи о полу ветхого зипуна и по-собачьи склонил голову набок.
– Трояк, стало быть? Заказчик вкусно прищурился на пролетария и, с удовольствием потянувшись, вышел из-за массивного письменного стола. Был хозяин кабинета не то что гренадерского сложения, а даже скорее плюгав, но по комнате зашагал до того энергично, и эдак при этом притоптывая, что псевдо-морковный “липтон” в серебряном подстаканнике подернулся предштормовою рябью.
– Так точно, Ваше Степенство, трояк. Печник слегка оробел, но было похоже, что деньги нужны ему позарез.
– Вы уж того. Извольте расплатиться, ваше-сок-бродие, не обидьте. Печечку я это, почитай, полдня клал, и матерьялец мой.
– Твой, говогишь, мужик, матегьялец? Заказчик перестал мерить комнату шагами и озорно глянул на печника снизу вверх.
– Ну уж хоть рупь мне бы с полтиною, Ваша Светлость. Ведь матерьялец…
– Губь тебе с полтиною? Передразнил хозяин. Все-то вам, да еще и с полтиною. Да ты хоть знаешь, дед, кто я такой?
– Никак нет, Ваше Преосвященство. Не могу знать, по серости своей.
– Ну и чегт с тобой. Плюгавый барин вновь уселся за стол и живо черкнул что-то на осьмушке телеграфного бланка, украденным у Герберта Уэллса “паркером”. Вот ведь, блин, – думал он. – Только третьего дня почту с телеграфом брали, а бумаги уже ни шиша. …А им все дай.
– На вот, дед. Передай Феликсу Эдмундовичу, вторая дверь направо. Он с тобой за все расплатится.
– Благодарствую, Ваше Величество. Старик неуклюже поклонился и со свойственным малограмотным людям трепетом принял осьмушку в съеденные известью пальцы.
– За все он с тобою пгинепгеменно гасплатится. От чего-то развеселился заказчик. И полтинник он тебе на чай влепит, ты уж и не сомневайся. Это я тебе, дед, говорю, – Ленин.
…Вот так и сел старик.
