Поминки, запиаренные бессовестным профессионалом Фимой, более напоминали презентационный фуршет, нежели гастрономичесеий апогей рвущего сердце прощания с королем “Пинской Катофельной”. Именно на этом вызывающем титуле настоял четыре года назад пройдоха Фима. Давеча взорванный (не к столу будет сказано – до консистенции бефстроганов) в своем перламутровом ЗИМе “его величество” и, по совместительству, друг фиминого детства Алик, заартачился тогда не на шутку. Тараща свои и без того еще чуть-чуть уже на выкате глаза, потенциальный “помазанник божий” тщетно взывал к фиминому чувству меры. Ну не позволяла генетическая робость правнуку местечкового моэля пусть даже и в шутку именоваться “его величеством”. Однако, лишенный кастовых предрассудков, “серый координат” нарождающейся водочной монархии вовсе не шутил. Забегая вперед, приходится признать, что монархии, увы, не вышло, так – скромное баронетство, с чьей номинальной независимостью, по не вполне внятным причинам, мирились маститые феодалы. Но, …тише едешь – дальше будешь.
Вовремя улизнув из “бацькиной” вотчины вместе с нехитрым производством (и с более-менее пригодным для московских взяток капиталом), друзья детства со щенячьей наивностью ткнулись в сучье вымя российского алкогольного рынка, и …о чудо, хоть и с краю, но “таки-да” присосались. Скорее всего, картофельное баронетство не предали огню и мечу лишь благодаря анекдотичности самой идеи белорусской “корнеплодовки” и, по меркам ликеро-водочной индустрии, юмористическим барышам провинциальных выскочек.
Что-же касается Фимы, то он объяснял феномен выживания пинской овечки в логове московских львов, волшебными свойствами компаньона Алика -“этого шлимазла” и своего пожизненного “талисмана”.
Покойный Алик ни каким талисманом не был, он был Нудельманом.
Да и “шлимазлом”, в обычном понимании этого идишского словечка, коим дразнят придурков-недотеп, он тоже не являлся. Просто случаются в еврейском народе такие-вот, с раннего детства уставшие от всего, мальчики – “малохольные” созерцатели и “цукроханные” спинозы. Флегматично покоряясь жизненным обстоятельством, и натирая роговые мозоли на некогда крайне ранимой душе, эти юноши становились всем чем угодно – визирями падишахов, приемщиками стеклотары, нобелевскими лауреатами, жульем районных загот. контор и даже (были случаи) капитанами пиратских фрегатов. В пестроте эпох, географических широт и им соответствующих экстерьеров лишь одно столь-же заметное, сколь трудно читаемое окружающими, тавро объединяло этот семитский подвид. Глаза, … – еще чуть-чуть – и уже на выкате, про которые говорят, что они “наполнены всей печалью еврейского народа”.
…Ай бросьте вы эти глупости, при чем тут еврейский народ, просто хроническая тоска по мисочке с черешней напротив окна, распахнутого в безмятежный закат. Просто глубокая обида на себя дурака за то, что жизнь проходит, а ты, вместо того что-бы клеить восхитительно точные модели аэропланов эпохи Первой Мировой и танцевать танго с шоколадной квартеронкой, с самого рождения пляшешь под дудку “желающих тебе добра”. Сначала усатая тетя Бася с буряковым борщем, потом маниакальный Наум Яковлевич со скрипкой, и вот теперь – этот неиссякаемый Фима с его бесконечными гешефтами.
…И хоть ты сдохни.
Именно благодаря Алику, конопатый троешник Ефим Каплан не загремел в стройбат (более-менее приличная часть ему не светила не столько из-за нехорошей фамилии, сколько из-за двоюродного дяди – скандально известного отказника, на беду многочисленных родственников угодившего в какой-то там “стокгольмский список”). Непрестижный, крайне технический ВУЗ с уютной военной кафедрой – о чем еще желать еврейскому юноше на заре восьмидесятых. Какие к черту гуманитарные “-факи” областных университетов, какие консерватории, или (не смешите меня) бесконечные попытки перехитрить процентную норму мед. институтов, в разгар интернациональной помощи афганскому правительству?
“Ответственный за того, кого приручил”, Алик ворчуном-буксиром проволок школьного приятеля – захребетника от вступительных экзаменов до диплома, и толкал-бы дальше впереди себя по пропахшей болгарскими сигаретами “Шипка” карьерной лестнице советской инженерии, к заоблочным высотам зам.зав.отдела, но …
Но в восемьдесят седьмом безработного и полубеззубого Алика, весь из себя разодетый в “варенку” Фима поставил низовым привокзального лохотрона. Физиономистом-провокатором Алик был не просто никаким, но как-бы даже со знаком минус. Однако талисман сработал, пусть и самым неожиданным образом. Теша профессиональное самолюбие умильным дилетанством кидал-самозванцев, вокзальная власть даровала им жизнь, обложив юмористический заработок посильным оброком.
…А курочка по зернышку клюет
В бурном течении пары лет, не выпуская из рук дойную синицу наперсточного энтерпрайса, Фима проверял чудодейственные свойства приятеля на таких экстремальных журавлях, как “запись на прием к Кашпировскому”, “беспроигрышная лотерея” и даже ( но это уже чисто из спортивного интереса) – “безвозмездная передача взятки людям, могущим посодействовать продвижению иммиграционного кейса в новозеландском посольстве”. Вы будете смеятся, но всякий раз (за исключением двух необременительных мордобоев) вяло упиравшийся талисман-однокашник срабатывал идеально. Пришла пора выходить на солидный уровень.
…Пять тюков сатинового “Адидаса” (таки-знала фимина мама, зачем не ушла со швейной фабрики, что-же касается лепестков с полосками, то их “накатывали” на лоджии), возвращались из столичного Минска с одним тюком советских еще рублей. Этакая скирда деревяной валюты, по меркам девяностого – деньги небольшие, но хорошие. Тем более, “беспроигрышная лотерея” – разбой, а лже-Адидас – кооперативный отклик комсомольских сердец на отчаяный “SOS” терпящей бедствие Партии – “Нашего Рулевого”. Всю КПСС, снять с финансовой мели Фима был не в состоянии, тем не менее помогать отдельно взятому второму секретарю минского райкома (крышевавшего центральную барахолку) пришлось. Капризный ленинец, долго изгалялся над новоявленными буржуями, и в конце концов согласился на сотрудничество, но с одним непременным условием – “шоб без Адидаса”. Второй секретарь был, конечно, мудак, каких еще поискать, но щекотливость его положения заключалась в том – что несравненно больше пинских евреев ему платили взаправдашние адидасовские немцы, прущие “свиньей” на вверенный рынок.
Ну не динамовской же атрибутикой на домотканых трениках привлекать было белорусских селян, и вложившийся “по самое не могу” в контрафактную символику Фима принялся всерьез рассматривать два бизнес-плана: а)- застрелиться самому, б)- застряелить второго секретаря. Алик же (шлимазл – он и в Африке шлимазл), наивно тараща свои еще чуть-чуть и уже на выкате глаза, предложил третий – совершенно идиотский выход – удалить какую-нибудь наименее важную букву из магического слова. Сначала Фима обозвал компаньона “поцем”, но потом решил все-таки попробовать – глядишь, и обрезанный вариант “сим-сима” сгодится для проникновения в заветную сокровищницу.
…Пусть хоть бочком.
“Дидас”, “Аддас”, “Адидс”, и ни в какие ворота не лезущая “Адида” – не подошли сразу из-за отсутствия звуковых ассоциаций с оригинальным названием. “Адиас” – был тоже не ахти, к тому же, ввиду схожести с испанским “адиос”, предрекал суеверному Фиме скорое прощание с мечтой о двухэтажном особняке в Беловежской пуще. Таким образом остановились на “Аидасе”. Секретарь сначала долго ржал, но потом с аппетитом заглотив очередную взятку, дал нахальным аидам “добро”. Простодушные селяне, зачарованные тремя белыми полосками на черном сатине, гребли скирдами самопальные штаны не заморачиваясь иностранной грамматикой. Но нежданное-негаданное счастье (вот-уж воистину еврейское) свалилось на “аидовцев” несколько позже, после того как полит-зашуганные немцы вместо того, чтобы преследовать “торговую марку” со столь неоднозначным названием, взяли да и выкупили ее от греха подальше по адекватной цене.
Адекватная, с адидасовской точки зрения, сумма в Бернском банке на три месяца выбила Фиму из колеи. Выбила так, что в результате пережитого душевного подъема пришлось ехать на воды в Баден-Баден лечить потенцию. Потенция, в общем-то, восстановилась, хотя с тех пор время от времени давала сбои. Увы, негаданное счастье, как и любой другой, внезапно падающий на не успевшего сгруппироваться, груз, чреват увечьями. Но обидно не это – ужасно обидно было Фирме за то, что по возвращению, не догадался он заняться нефтью, ну или на худой конец (хотя с известных пор Фима не любил эту присказку) алюминием. Слава богу, что хватило еще ума не отпустить рвущегося “на волю в пампасы” клеить самолетные модели Алика. Где-то в этих дурацких пампасах, на десять процентов причитавщихся ему адидасовских отступных (а что такое – ведь с общих денег вставили зубы), этот малахольный приобрел себе бунгало. По подсчетам Фимы, оставшихся после идиотского инвестмента денег, моделисту-шлеимазлу должно было хватить на маленький торговый центр в Москве, но дуракам закон не писан.
– Запомни, поц, если ты хочешь , чтобы твою картофельную хань жрали по всей империи – от Москвы до самых до окраин, то именно роялтическая эстетика пиар-компании, умышленно отягощенная максимальным количеством соответствующих теме прибамбасов, адекватно отвечает задачам нашего с тобой разводилова.
Противиться очередной директиве “серого кардинала” было так же бесполезно, как отказываться кушать тети басин буряковый борщ или не играть “до-мажор” по команде Наума Яковлевича. Можно было, конечно, не слишком шумно обидеться на “поца”, можно было мягко возразить что картофельная водка, упрямо таранящая постсоветский рынок, не “его”, а как раз-таки фимино детище. Можно, но нужно, обрядившись в горностаевую пелерину, отправляться в перламутровом ЗИМе на благотворительную акцию во имя спасения уссурийских тигров.
…И хоть ты здохни.
В тот день за руль “королевского” лимузина “Его Картофельное Величество” сел сам. Нанятый для представительских понтов водитель-телохранитель, отставной прапорщик и отец троих детей, по счастливой для него случайности, находился в отгуле. За полчаса до взрыва к черному ходу модной кухмистерской Алик подрулил уже при полном параде. Грузивший гостинцы для уссурийских хищников поваренок слегка подивился тому, что мусорный мешок с пятидесятью килло дорогущих бефстроганоф из элитной говядины “Кобби”, еврей со скипетром под мышкой, велел поставить прямо на пассажирское сидение, для надежности закрепив ремешком безопасности. Хотя чему удивляться, вон третьего дня (перед кремлевским чествованием воротившихся с летних гнездовий белых журавлей) нагрянул сам вице-премьер и элитный попкорн уволок лично, в выгоревшем брезентовом рюкзаке с трафаретной надписью “Селигер Forever”.
Будь убиенный персоной поважнее, глядишь и вычислили бы заинтересованные органы, дистанционно или старым-добрым часового механизмом осиротили цареубийцы Пинскую Империю… Ну а так, жаль, конечно, чудилу, но назвался груздем – люби и саночки возить. Ни вдовы, ни сирот бедолага после себя не оставил. Друг детства, не по причине низости душевной, но ввиду легкости натуры и вечной устремленности в светлое будущее, горевал дня три. Тем более, что злобные (столь же, сколь и таинственные) конкуренты жестоко просчитались. Не учтя широты русской души, враги своими собственными, обагренными кровью Помазанника, руками вытянули кривую реализации пинской водки на вполне себе средненькую высоту. Еще вчера даром никому не сдавшуюся “корнеплодовку” сегодня пили “натовским стервятникам назло”. Пили много, быстро привыкая к сладковатому послевкусию. Король умер! Да здравствует Король! Насмерть перепуганые “негативным имиджем” продукции, складывающимся в результате идиотского стечения обстоятельств, лидеры мировых продаж картофельной водки – американская корпорация “Сhase-potato” и ее польский конкурент – “Рotatova Visla”, скинулись на покупку “Пинской” по адекватной цене.
* * *
В Коста-Рико целых шесть климатических зон, и (на всякий случай) ни одна из них не пампасы. У окна, распахнутого в безмятежный закат, восхитительный один к семидесяти двум “Farman MF-одиннадцатый” с умопомрачительными каучуковыми шасси. …И никакой тебе “печали еврейского народа” в еще чуть-чуть и уже навыкате глазах.
