Белые стихи о зеленой елке “Чем это стала ты нехороша?
Что они все, одурели» Б.Окуджава. Прощание с Новогодней елкой Что поделаешь, грешен. И в звенящие рождественскими колокольчиками декабрьские деньки мне «таки да» неловко смотреть в печальные глаза еврейского народа. Стыдно, крайне стыдно… Но всякий раз, дико извиняясь перед памятью предков, под Новый год елочку я «не то чтобы совсем уж не ставлю». Ну, а если до конца быть откровенным, то беру и ставлю. В социально-теологической этой дилемме никто мне не указ, ни душка-раввин (двадцатый год тщетно сражающийся с религиозным разгильдяйством автора этих заметок), ни собственный сын (издевающийся над постсоветской мешаниной в душе дорогого родителя), ни тем более строгие ревнители веры, усвоившие краткий курс иудаизма в местной «джуйке»… Но васякий раз, волоча в дом зеленую красавицу, стараюсь я не попасться на глаза «единоверцу через дорогу». Сосед единоверец – важный американский еврей, вслух меня, конечно, не осудит, но недоуменным взглядом еще как проводит. И вот от взгляда этого, доложу я вам, точь-в-точь как под прицелом очков незабвенной «классной» – мурашки по спине и трусливый пот на ладошках. Ну в самом деле, не стану же я втолковывать раввину, соседу и ревнителям веры (сыну пробовал, но не получилось), что аромат новогодней хвои – это не горький вкус идеологической измены, а запах детства моего. Запах хвои и мандариновых корок… Чуть позже, уже перед самой кульминацией, этот букет дополнят чесночный дух холодца, луковое амбрэ винегрета, ни с чем не сравнимый акцент «селедки под шубой». Единоверец через дорогу, конечно, не поверит, что главным праздником еврейского мальчика был Новый год, и что в сакральную эту ночь ел он вареный язык коровы. Но вы-то (вы-то!) знаете, что я не вру. Ведь помните наверняка, как утопала в подъелочной вате укутанная в «Известия» подарочная (обувная) коробка. Как встав на четвереньки и терпеливо пялясь в газетный бок чудесного ларца, уже через полчаса можно было (пусть не различить, но хотя-бы предугадать) очертания набора из двенадцати пластмассовых солдатиков, или (что еще лучше) контуры тяжеленного пистолета с тугим рулончиком пистонов. А может быть (хотя конечно вряд ли), в дополнение к цветным карандашам, акварельным краскам и прочей полезной скукотище, окажется в коробке… мускулистая фигурка (не надо двух, хотя-бы одного) гэдээровского индейца. Это то, что касается «под», а «над» – горела звезда. Не вифлеемская, но кремлевская. Именно из-за нашей елочной звезды, и тогда и сейчас, в любую погоду переменчивого политического климата, островерхий Кремль представляется мне гигантской новогодней елкой. Тысячи километров отутюжить могут парадные тягачи баллистических ракет у подножья Спаской башни, но всякий раз при взгляде на циферблат курантов ничего кроме: «С Новым годом, дорогие товарищи!» в голову мне не идет. Циферблат курантов выравнивал стрелки параллельно штыкам почетного караула, параллельно стволам самых главных елей одной шестой части суши, и гимном Союза Советских Социалистических Республик начинался очередной год текущий пятилетки. И во всей этой параллельной ясности ни тогда, ни сейчас не могу я понять, отчего, в отличие от самых главных елей, такими полулысыми и кособокими продавались наши новогодние елочки. Зато душистыми. Таких душистых среди американских геометрически-безупречных не встречал я ни разу. Хоть в самую еловую гущу ткнись жадно раздутыми ноздрями, все равно «не то». Дурманящие хвойным ароматом инвалидки продавались на очищенной от снега танцплощадке внезапно очнувшегося парка им.Чкалова. Еловая богиня – подвыпившая тетка в армейском полушубке и в козьем пуховом платке, венчала собою уходящий год. Я до сих пор не знаю (и теперь уже не разгадать мне эту тайну), куда исчезала волшебная продавщица с наступлением первого января. Быть может, по весне оборачивалась она краснощекой буфетчицей, под визг первомайской гармошки торговавшей «ситром» в «тупике четверки». Или превращалась в загадочную бабу – предвестницу страшного суда, знойным июльским полуднем угрюмо взвешивавшую праздных прохожих на углу Карла Маркса и Философской. (К облупленным весам прилагался еще и «силометр», но не в нем… о не в нем заключался смысл таинственой миссии). Я знаю, вы наверное будете смеяться, но тогда на вокзале мне показалось, что именно эта метафизическая тетка (но теперь уже в железнодорожном пиджаке с крылатыми паровозами в петлицах) помахала на прощание желтым флажком. …Желтый – цвет разлуки. Зеленый – обновления. С недавних пор тут завели моду, торговать елками для пущей ясности перекрашеными в ярко-салатовый цвет. Брожу озябший, среди усовершенствованных маркетинговым гением дерев, и в поисках неусовершенствованного медленно сатанею. И дабы не вызвериться на неповинного в вышеописанном идиотизме продавца, мысленно слагаю актуальное: Эмоций хлам/Обид рюкзак/Тащить поможет вам Prozak…. Глядишь, этак и я стану гением маркетинга. Странно, но торговля вечнозелеными уродцами происходила без привычного хамтсва. Даже в переполненом трамвае экономящего на такси интеллигента не особенно матюкали за колючий его багаж. В предновогодней толпе без трагических последствий можно было плечом задеть опухшего люмпена. И участковый (ну прям как в день выборов) заботливо вел до подъезда жертву «тринадцатой зарплаты». Трогательно прижимая левою рукой к сердцу профкомовский «суповой набор» (о, видел бы его сосед-американец), правою сбивая с участкового ушанку, жертва «тринадцатой зарплаты» валился в снег. Украшеный бездомным Шариком, посыпанный хлопушечным конфетти, искрился предподъездный снежок в мягком свете чудом не разбитой лампочки. Еще совсем чуть-чуть и по гулким ступеням «сталинских» парадных, вдоль пяти этажей черемушкинских «хрущевок», мимо мусоропроводных площадок блочных «девятиэтажек», взлетит к советским людям Новый Год. Задолго до нас встретят его улыбчивые космонавты на мирной орбите, чуть позже – уютные бородатые полярники на дрейфующей льдине, мохнатый пограничный пес с добрыми глазами наставника рабочей молодежи… И лишь потом – еврейский мальчик, над тарелкой свиного холодца, перед черно-белым экраном телевизора «Огонек» Львовского завода электронных изделий. …В обувной подарочной коробке не окажется мускулистого «гэдээровского» индейца. Но дабы не прощаться нам на печальной этой ноте, я обману вас. И вы поверите, будто среди геометрически-безупречных американских стройняшек мне посчастливилось обнаружить ту самую – дурманящую хвойным ароматом инвалидку. И в благодарность за религиозное разгильдяйство навеяла мне она только что прочитанное вами.
