Дольче вита

Я бы оставил в покое нагуталиненную превосходным оливковым маслом, надраенную средиземноморским прибоем, отблескивающую субтропическими солнечными зайчиками щегольскую кaлошу итальянского сапога и поволок бы вас докучливым своим повествованием на север, но…
Но наберись терпения, безответный читатель. Терпение твое, прости за каламбур, – ничто в сравнении с тем, что пришлось вытерпеть несчастному городу Пoмпеи. Согласен, начало абзаца звучит несколько пошловато – этакий, дешевый приемчик госконцертовского конферанса. А что поделать, ведь конферанс и есть тот мало уважаемый, но единственный жанр, позволяющий более-менее плавно переходить от веселого к грустному.
От веселого лазурного побережья к грустному месту древнего катаклизма спутникам пришлось тянуть меня чуть ли не на аркане. Ну не хотелось мне участвовать в туристическом балагане, устроенном на пепелище пусть и два с половиной тысячелетия тому назад, но жутчайшим образом погибших людей.
И все же я поехал. Поехал и не пожалел.
Непосредственно у помпейской парковки желающих соприкоснуться с печальной древностью, гигикая и улюлюкая, встречает фантастический в своей неуместности парк детских аттракционов. Ярмарочные карусели в виде дурацких каких-то пингвинов и белоснежек, инопланетяне со всеми цветами радуги вспыхивающими глазищами, пернатый индеец с дыркой вместо лица для бесплатного фотографирования. …Но такая, знаете ли, искренняя незамороченность мрачной аурой окрестностей излучалась всем этим идиотизмом, и таким, черт побери, щенячьим оптимизмом переливалась на солнышке вся эта несуразность, что сердиться на устроителей луна-парка было бы все равно, что обижаться на зайчат, затеявших чехарду на сельском погосте.
Далее, уже на непосредственных подступах к помпейским раскопкам, вовсю функционирует сувенирно-закусочная (“книги-воды”) барахолка. Уж и не знаю, имеется ли аналогичный базарчик в преддверии Бухенвальда, однако в Толедо, в теньке переделанных в католические церкви синагог, испанские торгаши безо всяких “кровавых мальчиков в глазах” лихо торгуют шестиконечными звездами, менорами и прочими символами их же предками истребленного народа.
Именно по причине нежелания участвовать в коммерческой возне, затеянной на человеческих костях, не хотел я ехать в Помпеи. А тут еще этот, прости Господи, базарчик. Зажмурился, разжмурился… Разложенный на прилавках ассортимент барахолки душу не покоробил. Ни тебе брелочков в виде запеченных человечков, ни магнитиков в форме печально-знаменитых пустот, образовавшихся на месте испарившихся тел, ни даже маек с идиотскими слоганами, эксплуатирующими вулканическую тему, торговцы не предлагали. Как знать, быть может врожденный такт итальянцев – это составляющая генетически унаследованного вкуса, в свою очередь являющегося неотъемлемой частью пресловутой дольче виты? Быть может народ, породивший да Винчи и Боттичелли и не садящийся обедать за непокрытый скатеркой стол, не приемлет паскудства во всех его проявлениях?
О нет, я не питаю иллюзий в отношении отдельных представителей итальянского рода-племени, но многочисленные подтверждения девяностопроцентной точности вышеприведенной теории наблюдал я на протяжении трех поездок в чудесную эту страну. Именно в помпейских развалинах, при условии правильного с ними ознакомления (безусловная заслуга по внешнему виду крайне пьющего, но фанатично увлеченного своим делом экскурсовода) вы отыщете первые всходы элегантной дольче виты, проклевывающиеся сквозь густо унавоженную первобытным скотством античную почву.
Для начала – о первобытном скотстве… На углах помпейских зданий и сегодня можно наблюдать прекрасно сохранившиеся барельефы мужских, пардон, гениталий. Сии артефакты древним итальянцам полагалось трогать всякий раз, проходя мимо, дабы подзарядиться от них жизненными силами.
Впрочем, если вы джентльмен тонкой душевной организации (или же, пуще того, леди викторианских взглядов), то свисающие со стен фаллосы – это еще только цветочки. Оказывается в “додольчевитовских” итальянских жилищах “параши” (ну потому как никакие не туалеты, а именно объемистые лохани) принято было держать в помещениях, отведенных для стряпни. Запах приготавливаемой еды, кое-как маскирующий “ароматы метаболизма”, служил античным римлянам этаким освежителем воздуха. В домах среднего и ниже среднего достатка там же рядышком с лоханью и кушали. В данной связи умница-гид поведал изумленной публике, что слово “кулинария”, вызывающее у нас аппетитные ассоциации, происходит от итальянского (латинского) слова “куло”- то бишь “задница”. Уж и не знаю, садились ли предки современных итальянцев к столу (в душистых своих кулинариях) со скатеркой или без, но даже если со скатеркой, то слава Зевсу, – без меня.
Нет, не статуи императоров, понатыканные в общественных местах, и не помпезные амфитеатры возведенных для гладиаторских побоищ стадионов убедили меня в величии древней культуры. Но неожиданно и наповал сразили жизнерадостные (багряные, изумрудные, бирюзовые) цвета уцелевших внутренних стен помпейских домов, оконные проемы, обращенные к живописным холмам, и …трогательная в своей непрактичности мраморная скамейка.
Они любили в предзакатный час, позабыв о завоевании мира, окинуть праздным взглядом (не аграриев, но поэтов) окрестные холмы. И красоту погубившего их Везувия вне всякого сомнения ценили ничуть не меньше оливковых плантаций, сбегающих с его склонов.
Они просчитались, но красота все равно спасет мир. В конце концов, какая ей альтернатива?