Среди двух с половиной тысяч депутатов Народного Совета Китайской Народной Республики числится некто под труднопризносимым именем, пригодным ну разве что для сериала “Звездные войны”. Луниаофу Нигула Иваньовэйци прибыл в столицу Поднебесной из медвежьего угла далекой Внутренней Монголии с единственной, но благородной целью – донести до руководства КНР чаянья и нужды крошечного племени элосы-цзу.
Продолжая эксплуатировать тему популярной киноэпопеи, так и тянет написать, что среди своих сплошь монголоидных коллег белобрысый и круглоглазый депутат Луниаофу и впрямь смотрится натуральным марсианином. Только никакой он не марсианин, впрочем, как и не Нигула Иваньовэйци, а самый обыкновенный Николай Иванович Лунев – полномочный представитель одной из 56 официально признанных в КНР этнических групп.
Малая народность элосы-цзу проживает на территории Синьцзян-Уйгурского автономного района в позабытых богом селах, примостившихся вдоль берегов реки Ини. Вообще-то семьи элосов встречаются и на севере провинции Хэйлунцзян, и в уезде Аргунь-Юци, но именно в Уйгурии в 2001 году от интернациональных щедрот китайской компартии была создана Шивей-Русская национальная волость с административным центром в поселке Кульджа.
В принципе, сам факт того, что в Китае проживают русские люди, вовсе не удивителен. В конце концов, никакие другие соседние державы мира не могут похвастаться столь протяженными сухопутными границами. Вот и оседал народец на протяжении столетий по обе стороны зачастую крайне условных рубежей. Еще в далеком 1685 году, с чадами и домочадцами, в Поднебесную перебрались сибирские казаки-абазинцы, верой и правдой (ну и конечно же, за золотые денюжки с дырочкой посередине) служившие в элитных кавалеристских частях маньчжурской императорской гвардии. В 1871 году сопредельные уйгурские земли – те, что вдоль северного берега реки Ини (вместе с крепостью Кульджа – нынешней русской столицей), были аннексированы Российской Империей. Несмотря на то, что в 1879 году по Ливадийскому договору вышеобозначенные территории вновь отошли Китаю, многие тамошние поселенцы решили не покидать обжитые края, добротные избы, православные храмы, родные могилы на русских погостах. Потом тянулось бесконечное строительство КВЖД (китайской восточной железной дороги), затем – Революция, после нее – Гражданская война.
К концу 20-х годов Харбин, наряду
с Парижем, становится культурным и политическим центром русского зарубежья. О “золотопогонной белогвардейской” эмиграции сложены песни, написаны десятки книг, а вот о последовавшим вслед за нею народным – “противоколхозным” эксодусом, знаем мы, к сожалению, крайне мало. Все дело в том, что среди десятков тысяч полуграмотных сибирских и дальневосточных крестьян, увы, не нашлось поэтов и историков. Будь у семиреченских казаков свой Булгаков или же свой Вертинский, глядишь и узнали бы потомки, как под покровом темной ночи и лютого бурана в 30-х (и даже в 40-х) уходили многодетные семьи из постылой Совдепии в дикий северный Китай. …Как в “губернском” Синьцзяне в долг под будущий урожай вымаливали у диковинно ряженых чиновников бросовые земли, …как отчаянным трудом, покладистым, но твердым нравом заставили местных уйгуров считать себя не “круглоглазыми” пришельцами, но достойными уважения людьми и законными хозяевами своих пашень.
Окончание на стр.43
с 41 стр.
Бежавшим от прелестей “победы социализма в отдельно взятой стране” вдоволь довелось хлебнуть и в азиатской державе. Вот как на забавном русском языке повествует о истории своей семьи и о китайском житье-бытье жительница села Шивэй Лидия Васильевна Ведерникова (тут и далее из интервью журналу “Дальневосточник”): “Мамка всяку жизнь приняла. Мать ее после родов сразу померла. Дедушка отдал ее другим людям в дети. Ну а потом арестовка большая была, когда красный с белым воевал. Только в скорости народ слобождать стали, и мамин дедушка пожелал ее сюды. Вот она и пошла”.
Далее восьмидесятитрехлетняя Васильевна повествует о японской оккупации, во время которой самураи изводили маньчжурских русских подозрениями их в шпионаже. Люди боялись лишний раз выйти на улицу, рискуя быть “для профилактики” избитыми японским патрулем.
…”А как японец в Уйгур пришел, то худо стало. Если видим – японцы едут, то бежим сполонятся. Это чичас жизнь легкая, а тогда нет. К реке по воду не пускали, по берегу чяжело было. Японцы спрашивают: “Вы кого тут стояли? Вы за речку в Советы хочите? А ведь тут русские хлеба сеяли и не хотели назад”.
Лидия Васильевна по отцу на четверть китаянка, а покойный ее супруг Иван – так и вовсе наполовину уйгур. Тем не менее, сыновьям Ведерниковым жениться было непросто, хотите верьте, хотите нет, но именно по расовым причинам, ввиду “круглоглазости”.
И вновь баба Лида: …”Китайки за мекисов (метисов) не идуть. Во внутренний Китай ездили за женой, тут-то за них не шли. Мекисы за мекисов тоже не идуть, белых хотят. Чичас-то ничо, все прошло. Зима не лето, пройдеть и это. Так что теперичи нам не чо ватажиться”. – На такой вот оптимистической ноте завершает Лидия Васильевна свои откровения.
Маоцзедуновская революция русских китайцев поначалу пощадила. Видимо по инерции, соплеменников Великого Ленина-Сталина обижать рука не поднялась. Наверное именно поэтому, в отличие от многих семей, исконно живших вдоль границ, русских вглубь страны принудительно не переселили. Впрочем православный храм в Кульдже – духовный центр русского Китая – “китайские товарищи” снесли до основания, пропала также в пору Культурной Революции и чудотворная Табынская икона Божьей Матери, пережившая Революцию Октябрьскую и вывезенная в Китай атаманом Дутовым.
Молодой да зубастый китайский социализм набирал обороты, и перед русскими иммигрантами вновь встал вопрос “надо ли ехать”. Во второй половине 50-х, начале 60-х годов, городские потомки белоэмигрантов подались в Австралию, США и Канаду, деревенские же мужики да бабы – вы не поверите – в Союз Советских Социалистических республик. Отец народов к тому времени уже помер, на просторах СССР бушевала “хрущевская оттепель”, и горе-репатриантов прямиком от границ в лагеря не свезли. Так и жили они потихоньку в глухих приграничных селах, без советского гражданства на птичьих правах, и только дети переселенцев, когда срок подходил, удостаивались “серпастых-молоткастых” паспортов вновь обретенной Родины. Такая вот малоизвестная страничка советской истории – не то чтобы массовое, но все ж таки – возвращение блудных сыновей в отчий колхозный дом.
Постепенно пламенная дружба китайского и советского народов остывала, и вскоре отношение местного маоцзедунского руководства к обитателям русских деревень напоминать стало маньчжурским славянам тяготы японской оккупации. Многие из оставшихся, понадеявшись на “русский авось”, позаписывались от греха подальше – кто ханьцами (основной китайский этнос), кто уйгурами. Ситуация трагикомичная, тем не менее, многим советским евреям (финнам, немцам, туркам, грекам…) до боли знакомая.
Русское присутствие в КНР особенно не “педалировалось”. В “доперестроечные” годы, во всем необъятном Китае проживало якобы всего три с половиной тысячи элосов-цзу. Однако в последние десятилетия ветер рыночно-демократических перемен понемногу разогнал над элосами хмурые тучи. Более того, удостоившись статуса “малой народности”, китайские русские обрели даже некоторые льготы. И опять же, по аналогии с нашими евреями “отъездных девяностых”, псевдо-ханьцы в экстренном порядке вновь принялись перезаписываться в русские. В 2001 году во вновь образованной Шивей-Русской волости насчитывали 7, в Синьцзян-Уйгурской автономии – 11, а в целом по стране – 19,5 тысяч русских граждан КНР.
Короче, ренессанс да и только….
Вот и старая наша знакомая – баба Лида туда же: “Препонов нашему языку и в прежние времена не чинили, потому и помним. А чичас все другое, люди на слободе живут. Молодежу жизнь вообще легка”.
…О сегодняшнем дне китайских соотечественников и о том, какая “чичас” у них распрекрасная жизнь в Шивей-Русской национальной волости, читайте в следующем номере.
