(окончание). «Когда я пройду этот Путь, то все живые существа в моей стране осознают содеяное ими Добро и Зло, И будут способны они воспринимать явления прошлого…» Дхармакара (в присутствии Будды-Локшвараджи)
«Верной дорогой идете, товарищи…»
Ульянов-Ленин (в обращении ВЦИК к IX съезду Советов»)
Биографии официальных лидеров «советского буддизма» не менее безрадостны, чем судьба самого Алмазного Пути в марширующим Верной Дорогой рабоче-крестьянском государстве. С редких архивных фотографий на нас глядят уставшие глаза перемолотых «передовым учением» горемык. Кто они? Алчные прислужники режима? Пламенные гонители веры своих отцов? Да бросьте вы. Такие же, как и мы с вами «обычные советские люди», надеявшиеся перехитрить Зло, прислуживая ему с фигой в кармане.
Первый «Бандидо-Хомбо Лама Нового периода» – Лобсан Дармаев, родился в 1892 году и, после нескольких лет монастырского послушания, служил землякам верой и правдой в маленьком уездном дацане. После, естественнейшим образом последовавшего за этим лагерного срока, тихо и мирно трудился скотником в захолустном колхозе. Прямо из колхоза, в 46-ом году, по приказу Партии и Правительства Дармаев перебрался на свежевыструганный трон Хомбо-Ламы.
Вторым в череде реинкарнаций Будды в условиях «бесклассового общества», стал Еши Шарапов (с 1956 по 1963 гг.) – тоже «перековавшийся в человека новой формации» бывший сталинский седелец. В этой связи следует отметить, что с приходом Второго Бандидо-Ламы, намечается новая тенденция в карманном советском Буддизме, если так можно выразиться -«дипломатическая». Теперь пару-тройку советских лам, время от времени вывозят на международные конференции, а также демонстрируют их приезжим «антиимпериалистам» зачастую весьма поднатаревшим в Дхарме. Естественно, что в сложившейся ситуации, обойтись лояльным, но малообразованым скотоводом, не владеющим тибетским языком, не представлялось возможным. Лама Еши Шарапов, счастливейшим для Партии и правительства образом, соответствовал требованиям грядущей эпохи «развитого социализма». Перед посадкой на пять лет в сталинские лагеря, сын бедного бурятского крестьянина, двадцать с лишним лет провел в монастыре и еще в далеком 1916 году удостоился ученого звания – Гэбши. Еши Шарапов кроме бурятского, монгольского и русского, свободно владел тибетским языком. В международном буддийском сообществе, Второй Хомбо Лама Нового Периода почитался весьма ученым человеком и пользовался авторитетом, несмотря на просоветские выпады в адрес тибетских повстанцев.
Третьим Бандидо-Хомбо Ламой, и следовательно реинкорнированным Буддой стал (….как говорят в Одессе, «вы, наверное, будете смеяться») -офицер советской армии Жамбал Гомбоев. (Ну, хорошо, пусть отставной офицер, но ведь по-любому «прикольно»).
Еще в семилетнем возрасте маленького Жамбала отдали в монастырь на обучение, которое завершил он в 1921 году, став самым молодым в российском Зауралье двадцатичетырехлетним Хомбо-Ламой. В тридцать втором, у ламы Гомбоева хватило житейской мудрости бежать из родных мест прямо в Красноярск и спрятаться там от неизбежного срока на стекольном заводе. В 41-ом, несмотря на уже далеко не призывной возраст «подпольный» лама добровольцем идет на фронт. Теперь уже невозможно с уверенностью говорить о том, что именно подтолкнуло сорокачетырехлетнего Жамбала на этот шаг. (Мой дед, беглый «нэпман», ушел добровольцем в том же возрасте, и погиб двумя годами позже, увидев в своем «красноярске» гэбэшника из родного местечка.) Гомбоеву повезло больше, он вернулся капитаном и орденоносцем. Вернулся не на постылый стекольный завод, но во вновь открытый Иволгинский дацан. Именно там вчерашний фронтовик, в течение целого года (вплоть до демобилизации в 1947-ом) фантастическим образом совмещал должность Ламы-Настоятеля с формальной службой в Советской Армии. В 63-ем, Гомбоев был назначен буддийским иерархом всего СССР. И никто из религиозных деятелей Союза не был столь щедро обласкан кремлевскими властями. Теперь остается только догадываться (надеясь на лучшее) за что именно Жамбалу Гомбаеву пожалованы были орден «Дружбы Народов», «Золотая Медаль Мира», и орден «Знак Почета». Между тем, справедливости ради, следует отметить, что в злобном сексотстве и выходящем за рамки должностных обязаностей «антиламаизме» ни один из трех Хомбо-Лам Нового Периода замечен не был. Напротив, современники свидетельствуют, что в меру своих сил, каждый из них оберегал российское буддийское наследие. Так например, благодаря многолетним хлопотам ламы Гомбоева, в 1970 году «компетентные органы» дали согласие на открытие, хоть и крошечного, но все ж таки, высшего буддийского учебного заведения. На территории СССР духовную семинарию учредить постеснялись, переделав под нее сельскохозяйственный техникум в монгольском Улан-Баторе. В насмешку над традиционным двадцатилетним образованием, данное заведение готовило лам по пятилетней программе. Наряду с буддийскими предметами, студенты улан-баторской семинарии изучали тибетский и английский языки, а также исторический материализм и основы марксизма. Преподавание в ВУЗе велось на монгольском языке, хорошо понятном российским бурятам. Именно из них (репрессированных в войну калмыков не пускали) отбирались «благонадежные» абитуриенты. Непременным условием для отправки в Монголию, являлась райкомовская рекомендация. Тибетский же язык, – язык всех изучаемых в семинарии религиозных текстов, – новобранцы осваивали «по ходу дела».
Буддистско-марксистский суррогат в головах дипломантов вышеуказанной семинарии, производил на заезжих в СССР единоверцев еще более тягостное впечатление, нежели улан-баторский их английский. Именно ввиду постыдной необразованности «молодых специалистов», основной (если не единственной заслугой) российских Хомбо-Лам Нового Периода, следует считать хитроумный саботаж политики тотального истребления истинного Учения истинных Учителей. Благодаря настойчивым просьбам и личным поручительствам верховных лам, чудом пережившая лагеря и последующую ссылку горстка дореволюционных богословов, была пристроена в т.н. Институты Востоковедения и Краеведческие музеи. Именно там, в пыльных запасниках и на «кафедрах научного атеизма», «младшие научные сотрудники», – древние измученные ГУЛАГом ламы, – сохранили для потомков не только похищенные из монастыря бесценные рукописи, но и отобраный у народа живой дух Дхармы. С ним, с этим самым духом, дела в СССР шли из рук вон плохо. До разрешенных властями монастырей с их «марксистскими» ламами, добираться было крайне неудобно. Умеющие проводить религиозные обряды старики, опасались схлопотать статью «за организацию секты», и оттого буддийские праздники превращались в обыкновенные попойки. Буряты, калмыки и тувинцы, наученные горьким опытом отцов, любые разговоры на религиозную тему воспринимали как провокацию и шарахались от допущенных в регион буддийских деятелей «братских стран».
В 1979 году, в пику китайским «маоистам», в СССР с кратким визитом приехал Далай-Лама. Позже, в своих воспоминаниях о поездке в Бурятию, Его Святешейство напишет, что “сибирские единоверцы ни слова понять не могли из начатой было проповеди. Они лишь бессмысленно повторяли на священном для буддистов языке молитвы и заученно рисовали сакральные слова”. Далай-Лама печально признался, что разговора не вышло, и что «…мы лишь смотрели друг на друга и у многих из нас на глазах выступали слезы». Москва слезам не верила, …ну разве что умильной слезинке улетающего прочь олимпийского медведя. Он летел над золотыми куполами столичных церквей, над чудом не снесенной в преддверии “спортивного праздника” соборной мечетью, над свежевыкрашенной по тому же поводу хоральной синагогой. Буддийского же храма в столице России в ту пору не имелось. Впрочем, нет его и сейчас…
