“…Умчи меня, олень…”

Ну слава Богу, дождались. Вот Он уже на пороге, с серебряным холодцом, с oливье неизменным, с родимой селедочкой под косматой шубой. С извечно Ему предшествующей иррациональной суетой, как будто за оставшееся до Его прихода время хоть что-то можно изменить. Как будто за пару часов до новогоднего боя курантов можно стать добрее и внимательнее к целый год не замечаемым родным, или выглядеть оптимистичнее в сравнении с собственным двенадцатимесячным нытьём, или заделаться франтом на фоне трехсот шестидесяти четырех за вечером вечер пузырящихся на коленках треников. Как будто в канун наступающего Нового Года нервным весельем и суеверной суетой возможно вымолить у Года Уходящего прощение за всё содеянное свинство. Хотя, кто знает, может быть и можно…
Стынет зачем-то в гараже (нелюбимое, но до того “советское”, что аж плакать хочется) Kрымское шампанское. Для чего-то готовится по рецепту антикварного фолианта “О вкусной и здоровой пище” сакральная “какая же все-таки гадость эта ваша заливная рыба”, и из антресольной опалы вызволяется на свет божий вывезенный из страны проигравшего социализма гэдээровский сервиз “Мадонна”.
Наивные каноны смешной религии иммигрантского племени. Греющие разлетевшиеся по свету души обряды навсегда исчезнувшей “Страны oленьей”. Пробьет двенадцать, и в Питере, Нью-Йорке, Монреале, Сиднее и Бершеве загадочные русские станут горланить в аляповатых своих кабаках, пугая необузданным весельем почти совсем не празднующих Новый Год аборигенов. С последним в уходящем году ударом воображаемых курантов Спасской башни, словно в детсадовской игре со спасительной присказкой “чик-чик, я в домике”, спрячется наше загадочное племя от Чужого Настоящего в Свое Прошлое. Занырнёт селедочкой под косматую шубу детских воспоминаний, в уютное черно-белое мерцание телевизора “Огонек”, в “сладкий дым отечества”, стелящийся рязановским “легким паром” над нашими достойными иронии судьбами. Раздастся двенадцатый удар воображаемых курантов, и словно в сказочную рукавичку, вместит всех нас сказочный домик мохнатых бровей доброго генсека. Вместит всех без исключения – брокеров и программистов, космополитов и почвенников, тех, кто на “ко”, и тех кто на “берг”, интегрировавшихся и рефлексирующих, тех которые на “Мазерати”, и тех, кто не так чтобы очень. И даже разомлевших от ста пятидесяти под оливье несломленных борцов с поверженным коммунистическим режимом умчит новогодний олень в свою Страну оленью.
Все это наверное очень смешно, но грех нашим выросшим на других кинофильмах и песенках детям смеяться над больными людьми. А впрочем, пусть потешаются майклы и алексы над англо-косноязычными мамами и папами. Пусть оттачивают остроумие хором считающие секунды падения ньюйоркского яблока представители “дженерейшн экс”. Но знайте, умники: вам тоже не избежать этой хвори. Хворь эта – не от географической удалённости мест, она – от сурового Закона Безвозвратности Времен. Рязановская “Ирония судьбы”, оливье, холодец и самое “Советское” на свете шампанское – не лекарства от странного этого недуга. От него лекарства нет, и, к счастью, быть не может. Душе болеть на пользу. А то ж откуда знать, что душа всё еще жива, если под самый Новый Год не кольнет ее еловая иголочка воспоминаний.
Наивные каноны смешной религии разлетевшегося по всему свету племени. Греющие душу обряды навсегда исчезнувшей Страны оленьей… Не объяснить иноземцам загадочной сути наших новогодних ритуалов, не понять им нашей предшествующей бою курантов иррациональной суеты. Как будто в канун Года Нового вымолить можно у Года Уходящего отмену сурового Закона Безвозвратности Времен. Хотя, кто знает, может быть и можно…