“…от финских хладных скал
до пламенной Колхиды,
от потрясенного Кремля
до стен недвижного Китая…”
А.С. Пушкин
“Клеветникам России”, 1831г.
Да что там “стены недвижного Китая”. Если уж по справедливости, то тема этого скромного эссе вполне заслуживает чести стать краеугольным камнем громоздкого литературного произведения. Исполинское здание, выполненное в стиле изящного барокко, исторического романа, комфортно расположившегося на фундаменте данной темы, удовлетворило бы вкус самого избалованного поклонника славного сего жанра. Еще бы, ведь по булыжным мостовым Санкт-Петербурга с грохотом неслись бы кареты придворных интриганов, лазурные воды тропических морей качали бы просоленные бриги, …любовь, измена, порох, ром и соболиные меха.
Увы, друзья, но вынужден сознаться, что мне подобный труд не по таланту. Однако авторская совесть (а может зуд законченного графомана) изгрызёт бедную душу, словно карамельку, если (пусть даже косноязычно и в недостойной предмета спешке) я с вами не поделюсь поразившей воображение былью. Позволь также, благосклонный читатель, перед тем, как набравшись смелости приступить к хронологическому изложению событий, заверить тебя в том, что вымысла нет тут ни на грош, что же до неточностей и неизбежных сплетен, коими обросла за столетия предлагаемая тебе история, то, как говорится, – “за что купил, за то и продал”.
Итак. Восемнадцатый век – столетие великих потрясений, отделяющих Древние Времена от лет, непосредственно предшествующих нашей современности. Возможно скептик перебьет меня замечанием, что в подобной манере охарактеризовать можно любое из минувших столетий, однако именно в восемнадцатом веке формировалась политическая карта нынешнего мира. Взгляните на атлас той поры и сами убедитесь, что государственные границы на нем, хоть и выпячиваясь слегка “за” и чуть-чуть недотягиваясь “до”, но уже вполне явственно напоминают современные державные рубежи. Именно середина описываемого столетия пришлась на освоение Россией безбрежных просторов Тихого Океана, и уже к завершению века так называемая “Русско-американская компания” прочно обосновалась на Аляске. Компания эта, не ограничиваясь суровыми берегами своей вотчины, то и дело совершала “экономические набеги” на англо-испано-американское калифорнийское побережье, а также спала и видела в сладких своих снах сандаловые леса и сахарные плантации к тому времени все еще “ничейного” Гавайского архипелага. И вот, в самом начале девятнадцатого века, а точнее в 1806 году, российский бриг “Нева” под командованием капитана-лейтенанта Лисянского бросает якорь на рейде гавайского острова Кауаи. В далеко идущие планы экспедиции входит разведка (с нескромной целью колонизации) по крайней мере северо-западной части архипелага, ну а там – “поживем – увидим”.
Само собой разумеется, что действовал Лисянский не по собственной инициативе, но с благословения тогдашнего руководителя “Русско-американской компании” Александра Андреевича Баранова. Александр Андреевич сидел себе в аляскинском Ново-Архангельске (нынешняя Ситка) этаким, знаете ли, наместником Его Императорского Величества (а то и просто самодержцем) и по собственному разумению решал, “что для Империи полезно будет”. По свидетельству знавших Баранова людей, был он человеком решительным и независимым от капризов (один Бог ведает где находящегося) Санкт-Петербурга. К тому же Александр Андреевич справедливо полагал, что “кашу маслом не испортишь”, и оттого – все, что “плохо лежит”, хватать надобно не мешкая, не дожидаясь на то Высочайшего Распоряжения. Ну, а ежели возникнут осложнения политического свойства, так чего уж там – “вернуть завсегда успеется”. В этом месте повествования совершенно необходимо отметить, что в ту пору райские Гавайи и впрямь “плохо лежали”. Происходило это от того, что имеющая виды на острова Испания к тому времени потихоньку превратилась в немощную старушенцию, еле-еле удерживающую в слабеющих руках свободолюбивые латиноамериканские колонии, а “владычица морей” Англия была ослаблена постоянными конфликтами с Францией, молодая же, да раняя Американская Республика “имела головную боль” в ею свежесъеденных южных территориях.
Это то, что касается, как принято сейчас выражаться, “геополитической ситуации”, что же до морячков капитана Лисянского – то им, горемычным, в те дни всего-то и хотелось, чтоб по суху походить, да упитанных туземочек за бока пощипать. И вот тут, вы не поверите, реальность превзошла не только плотские фантазии низших чинов брига “Нева”, но и тщеславные упования господ офицеров. Высадившуюся на кауайский берег русскую экспедицию местные жители встретили неожиданно тепло, да что там местные жители, когда сам Его Величество кауайский король Томари что ни вечер, то закатывал для господ офицеров торжественные ужины. Хлебосольный монарх и его вельможи так старательно обхаживали русских моряков, что у тех грешным делом сложилось ощущение, будто их не за тех принимают. …И еще, не попросят ли их, чего доброго (наподобие славного земляка Миклухи-Маклая), вершить разнообразные языческие чудеса.
Впрочем, вскорости все легко объяснилось. Оказалось, что кауайский король Томари находится в состоянии перманентной войны с квартирующим в Ганалулу гавайским королем Томи-Оми и желал бы заручиться поддержкой солидных европейцев (ружья, порох, пушки) в этой вялотекущей (луки, стрелы, копья) междоусобице. Лисянский в ответ на все съеденные им королевские ужины принялся тамошнего самодержца кормить русскими “завтраками”, типа, мол, будут вам и пушки, и порох, но только после императорского на то соизволения. Соизволение пришло аж в 1814 году, и терпеливый Томари (а с другой стороны – куда ему было деваться) принял его с огромной благодарностью. В тот самый год и возник на гавайском острове Кауаи русский военный форт под названием “Елизавета”. Охрана форта доверена была большей частью состоящим на службе “Русско-американской компании” аляскинским алеутам и небольшому количеству русских людей под руководством часто сменяющихся офицеров-комендантов. Должной помощи этот форпост Российской империи от петербургского начальства не получал, что ставило под сомнение его серьезность в глазах внимательно следящих за ходом событий англичан и американцев. Король же Томари и такому русскому подарку был рад-радешенек, а дабы еще больше подстраховаться, 21-го мая 1816 года испросил он у Русского Императорского Двора официального покровительства и… – российского гражданства. Факт этот на сколько малоизвестен, на столько же абсолютно достоверен. И подданство, и покровительство Томари вскорости получил, очевидцы при этом свидетельствуют, что церемония принятия королем российского гражданства была “весьма торжественной и трогательной”, а также что “король сам снес российский флаг с корабля на берег и собственноручно поднял его на флагштоке”.
Сохранилось и другое документальное свидетельство тех фантастических событий, а именно – письмо, в котором новоархангельский “губернатор” А.А. Баранов, чьим нежным заботам доверил Петербург судьбу гавайского вассала, приватно просил коменданта елизаветского форта: “…проявляйте заботу о защите короля Томари и о уважении этого правителя, столько, сколько требует того образ дикой его жизни”.
Вот так, совершенно неипрекраснейшим образом обустроилось всё на далеком острове, на самом что ни на есть краю географии. Ну прямо не Кауаи тебе, а что-то наподобие уж ежели не Малороссии, то по крайней мере Финляндского курфюрства. (Гавайский уезд аляскинской губернии?) Так-то оно так, да ведь Кауаи это еще не все Гавайи, собранные воедино проамерикано-английским правителем Томи Оми. В принципе, несмотря на то, что возле тростникового трона ганалулского короля постоянно околачивались лондонские и вашингтонские эмиссары, с помощью пары сотен русских солдатушек прибрать к рукам его обширную вотчину особого труда не составляло. Однако, не следует забывать, что на дворе вовсю разгорался просвещенный девятнадцатый век, и оттого цивилизованный Баранов грубой силе предпочел изящную аферу.
Основную роль в бескровном захвате “нерусских” островов архипелага история отвела господину Шефферу – человеку во всех отношениях удивительному.
Прошу любить и жаловать – Георг Шеффер, доктор медицины (с вашего позволения – гинеколог), прибыл в пределы Российской Империи в 1808 году с врачебным саквояжиком и безо всяких средств к существованию. Обзаведясь российским подданством, теперь уже Георгий Антонович Шеффер вскорости делается (даром что специалист дамского профиля) главным медиком Московского Полицейского управления. История умалчивает о причине перехода доктора из вышеуказанной должности в должность главного врача “Русско-американской компании”, но доподлинно известно, что капитан судна, доставившего Георгия Антоновича на Аляску, пытался ссадить не в меру активного попутчика еще в “бананово-лимонном” Сингапуре. В бортовых записях сетовал капитан на “вздорный характер пассажира” и “склонность оного к интригам”. Но все хорошо, что хорошо кончается, и славный доктор ступил в 1814 году на шаткую пристань Ново-Архангельска с заверенной капитаном характеристикой: “лицо, впредь нетерпимое на судне”… Что ж, дадим передохнуть дрожайшему Георгию Антоновичу после столь утомительного вояжа, тем более что в следующей части нашего повествования ждут его (как принято было писать в романах той поры) “воистину великие дела”.
Продолжение следует
