Зимнее

Ну вот и наступила лютая холодрыга после трёх зим казалось бы “глобального потепления”. Свесились с крыш полуметровые сосульки, что ни день – то школы под замком, и вдоль хайвеев через каждые две мили внедорожники вверх тормашками. Что ж, от этой напасти никуда не деться, потому как есть она – расплата за наполненное птичьим щебетом лето и предназначенное нам природой испытание в преддверии весеннего солнышка. “За окнами зима”. Эту избитую фразу тренированная фантазия жертв “всеобщего среднего” услужливо иллюстрирует до боли знакомыми сценками из отечественной литературы: “Шалун уж отморозил пальчик”, “Белая березка под моим окном” и “Нас бросала молодость на кронштадтский лед”. К сожалению, приходится признаться, что, покинув на произвол судьбы социалистическое Отечество, многие из нас в “зимнем вопросе” поменяли “шило на мыло”. Вот и мне – нет бы податься в пальмовый Эдем курортной Флориды или же в жаркие объятия Южной Калифорнии, не говоря уже о негусто заселенном нашим русскоязычным братом Гавайском Архипелаге… Так нет же, угораздило осесть на крайнем севере и без того не особенно южного штата Огайо. Короче, хотелось как лучше, а вышло – как у отморозившего пальчик шалуна – “ему и больно, и смешно”. Что касается смеха, то в данной ситуации он – уж если и не сквозь слезы, то определенно сквозь до боли стиснутые зубы. Причиной этого невеселья стал счет за газ в четыре сотни (!) долларов. А ведь это только за декабрь (!), притом что минувший январь выдался куда как суровее. Ничего не поделаешь, уж кому-кому, но не читателям INFO рассказывать о том, что зима в широтах Великих Озер вполне сравнима с хрестоматийным образом ее русской сестрицы. И тем не менее, всякий раз, когда ртутный столбик от холода собачьего съёживается на отметке -15, я бодро заявляю озябшим американским знакомым, что по советским понятиям, это не зима, а сплошной “пис-оф-кейк”. Нет, внимательные мои читатели, я вовсе не оговорился – не по русским, белорусским, украинским или же, не приведи господи, якутским понятиям, но именно по “советским”. …Не знаю, но мне почему-то кажется, что при равной или даже более высокой температуре воздуха, наша с вами советская зима была значительно суровей опереточной зимы зажравшихся северо-американских обывателей. Вот уж почти четверть века минуло, но как вспомню сорокаминутное приплясывание в чехословацкой “Цебе на микропоре” около троллейбусной остановки, так две (такие страшные для местных жителей) минутки, проведённые вне теплого салона на бензозаправке, представляются этакой пикантной льдинкой в стакане двенадцатилетнего виски. А ещё давайте вспомним, друзья, нервным почесыванием в неприличном месте колючие болгарские спортивные рейтузы цвета “электра”. На три долгих месяца прописывались они под синтетическими школьными брюками. При этом горькая чаша отвратительно пузырящихся на коленках штанов “слабый пол” не миновала ни в коей мере. Впрочем, к тому же являясь и полом прекрасным, мои одноклассницы стягивали сии утеплительные портки непосредственно в школьной раздевалке. Что же касается здешних старшеклассников, то они до самого первого снега гоняют в школу исключительно во “вьетнамках”. Прыг из светелки в теплый гараж, а там уже от школьной парковки до дверей “храма знаний” – тридцать секунд неспешного хода.
…Зима тут у них, видите ли, суровая. Ледяное, ишь ты, дыхание Арктики, и ах ты боже мой, всеобщая депрессия в связи с коротким световым днем!
Да какая же это зима, если горячая вода в душе “двадцать четыре семь”, а не “с четырнадцати до пятнадцати тридцати”. Ох, опасаюсь я, не погубила бы этакая роскошь их северо-американский Четвертый Рим. В нашем-то с вами Третьем, ребристые батареи центрального отопления (ей-богу, не шучу, видел тут такие в этнографическом музее) крайне редко превышали температуру вяло гриппующего организма. При этом организма, напрочь лишенного витамина “С” со дня Великой Октябрьской Социалистической Революции и до первых марокканских мандаринок в канун встречи Нового Года Текущей Пятилетки.
…Припомни, дружок, те незабвенные цитрусы цвета пионерского галстука. А ведь даже в вашей состоятельной семье (полированный сервант с хрустальной вазой, весь Драйзер и магнитола “Рига”) те мандаринки считались лакомством исключительно детским. И происходило это отнюдь не в силу красивых семейных традиций, просто тебе – хилому “аденоидному” чаду – предстояло на скудном этом витаминном запасе тянуть аж до первой “базарной” хурмы. Хурму вместе с мимозами привозили к Международному Женскому Дню “грузины” всевозможных кавказских национальностей, и в спелости этого коварного плода ошибиться можно было только один раз…
А еще советская зимушка-зима – это бесконечный стрептоцид, горчичники, синяя лампа в ухо и инквизиторское смазывание носоглотки каким-то отвратительным “люголем”. Смазывание люголем приводила в исполнение широкоплечая медсестрища при помощи грубой деревянной лучины с намотанным на нее ватным квачем. После сей целительной процедуры признаться в ангине было еще страшнее, чем в измене Родине.
…И не то чтобы на берегах Великих Озер народ не болеет всякой простудной дрянью, но вот поди ж ты, выздоравливает в течение ближайшего уикэнда, а не как закаленные производственной гимнастикой мы – за полторы “бюллетеневые” недели.
Список теплых воспоминаний о холодных зимах нашей юности не будет полным без перечня забав, призванных прервать тоскливую череду морозных будней. Ну прежде всего – это рождественские поездки в Доминиканскую Республику, ах, простите… – в обледенелые черноморские здравницы, которые не пользовались популярностью даже у высокопоставленных советских отдыхающих. Вместо этого золотая молодежь и ответственные товарищи среднего возраста охотились в отрогах Тянь-Шаня на реликтовых сайгаков под шашлычок из предварительно добытой егерями свеженинки. Остальные же мы довольствовались “Клубом Кинопутешественников”, бороздя планету в компании незабвенного Юрия Сенкевича. А ещё можно было либо за большие деньги податься “дикарем” на Домбай, либо за почти даром организованно отдохнуть по профсоюзной линии. По этой самой линии при моей “альма матер” – Металлургическом Институте имени (я не шучу) Л.И. Брежнева – имелись два разноплановых профсоюзных “резорта” с одинаково устрашающими названиями. Первый – городской “Профилакторий”, и второй – загородный “Зимний Лагерь”…
Счёт за газ в четыре сотни, внедорожники вверх тормашками и шалун, сдуру отморозивший пальчик.
Во избежание обморожения чего-нибудь себе ещё, так и не закончив расчистку “драйвея”, шалун вернулся домой. И тяпнув “для сугреву” шведской водочки, взял да и вспомнил советскую зиму. Ему и больно, и смешно….