Позвольте предложить вашему вниманию некоторые главы моей новой книги, не без колебания названной “Соотечественники”.
Сборник этот – коллекция этно-исторических эссе, носящих скорее научно-популярный, нежели литературный характер. И всё-таки, невзирая на добросовестное изучение огромного количества материалов и тщательную проверку фактов, я ни в коей мере не посягал на декларацию каких-либо открытий и не отважился на утверждение любого рода неопровержимых истин.
Эта книга – всего лишь попытка честного диалога, ведущегося посредством рассуждений над удивительными, но малоизвестными событиями, случившимися и происходящими в пространстве, условно именуемом “Русский Мир”.
На фото – Индейский батюшка у Храма Преображения Господня. Нинильчик, 201(?)г.
Для начала позвольте задать вам несколько каверзных вопросов. Кто из уважаемых читателей знает, как переводится на английский язык русское слово – “болезнь”? …Не угадали, …не “sickness” и не “illness”, а просто-напросто – “bolesn”. А как будет на этом же чудо-инглише “ограда”? Не поверите – “ograda”! Кроме перечисленного, сей поразительный глоссарий, украшен такими перлами как – “odyshka” (одышка), “povarnay” (коптильня), “porog” (порог), “vyshka” (второй этаж), “lepyushki” (хлеб), “skotnik” (скотник) и жутковатым существительным “maslaluga” (суп из лосиных костей). Где же, спросите вы, разговаривают на этом забавном языке – не то Шекспира, не то Пушкина? Да уж, ясное дело, не в Оксфорде. Вышеобозначенное лингвистическое безобразие имеет место быть в глухом аляскинском поселке со смешным названием Нинилчик с населением (если верить последней переписи) в 597 душ. Ну, а теперь, получив ответ на вопрос – “где”, самое время поинтересоваться – “кто”. … Индейцы племени Денайна (Denaina), клана “Аграфеновы Дети”. Вот они-то, касатики, и наворачивают длинными полярными вечерами, традиционную индейскую “moslalugu” с “lepyushkami”. Что же касается имён краснокожих героев этого очерка, то к разочарованию любителей чингаджучной романтики, ни “Соколиного Глаза”, ни “Быстрой Лани” среди них не имеется. Имена нинильчикских обитателей самые что ни на есть тривиальные – “Джон” да “Мерри”, а вот что фамилий касается, то они весьма неожиданные – “Квасникофф”, “Осколкофф”, “Комкофф”, “Астрогин”.
…Мулаты, метисы, квартероны, самбо, всякие разномастные “полукровки”, “четвертькровки”, а также представители прочих расовых хитросплетений научно именуются “креолами”. Не знаю, как ваше, но мое изувеченное стереотипами воображение, едва заслышав это “тропическое” слово тут-же рисует “стройную фигурку цвета шоколада”. Между тем, назло бананово-кокосовому привкусу данного этнографического термина, креолкой считается (и я видел её своими собственными глазами) получукча-полуеврейка, а креолом может оказаться – полуэстонец-полутаджик. Так отчего же, спрашивается, не возникнуть было в восточной оконечности Российской Империи, удивительному этносу “русских индейцев”. Ну, в самом деле, неужто здоровым белобрысым парням, отправившимся обживать далёкую Аляску, охота была бобылями век коротать? Что же касается отсутствия в тех краях голубоглазых соотечественниц – то куда там расовым предрассудкам тягаться с половыми инстинктами. Вот и на Кенайском полуострове, вблизи индейского поселения Нинилчик, объявился в 1847 году православный миссионер Григорий Квасников с молодой супругой по имени Марфа. Судя по всему, была та Марфа первой в истории Аляски “задокументированой” русской креолкой, поскольку доподлинно известно, что батюшкой доводился ей помор – корабельщик Ефим Расторгуев, а матушкой – обращенная в православие алеутка Аграфена Петровна. Ну, а дальше всё просто… В полном соответствии с матриархальной традицией аляскинских аборигенов, Аграфена Расторгуева почитается сакральной праматерью клана “русских индейцев” племени Денайна соответственно именуемого – “Аграфеновы Дети”. В этом месте повествования (дабы прочих курносых пращуров не обидеть) необходимо отметить, что понятие “дети Аграфены” – более культовое нежели научное, и с генетической точки зрения не совсем точное. Дело в том, что уже в 1850 году “на подмогу” обжившейся в Нинилчике чете Квасниковых прибыл из Якутии холостяк Петр Осипов, вскоре женившийся на местной индианке, а через год то же самое с не меньшим удовольствием проделал другой русский новосел – кузнец Фёдор Астрогин. Примерно тогда же появилась в поселке и многодетная семья Осколковых, в последствии тоже не обделившая местное население славянскими генами. И тем не менее, большинство нинильчикских креолов, за два столетия расселившихся по всей Аляске, предпочитают себя относить именно к легендарному роду Квасниковых. Среди “аграфеновых детей” быть Квасниками – всё равно что у русских дворян “Рюриковичами”. Возможно, именно поэтому на сегодняшний день в США зарегистрировано целых три тысячи “высокородных” потомков православного миссионера и его благоверной.
Примечательно, что и после продажи Аляски в 1867-ом году, не взирая на геополитические нюансы, русская жизнь в Нинилчике шла своим чередом. Новорожденных индейских младенцев с глазами диковинного голубого цвета (впрочем, как и их вполне “стандартных” братиков и сестричек) крестили в православие и нарекали сплошь Григориями да Марфами. В 1869-ом году в деревне появилась русская школа, в которой креольские дети обучались церковно-славянской азбуке и Закону Божьему. Что же касается разговорного русского – то его преподавать надобности не было. По данным за 1880-й год, в Нинилчике на “великом и могучем” разговаривали 54 семьи – подавляющее большинство тамошнего населения. По американским понятиям, с незапамятных времен – с 1901 года – стоит в поселке и до сих пор активно действует православный храм “Преображения Господня”.
Долгие годы в нинильчикской церкви служил, ныне, увы, покойный, протоиерей отец Макарий Таргонский. Доподлинно не известно, владел ли отец Макарий языком Пушкина, но и в его бытность службы в храме велись исключено на языке Шекспира. Теперь-то уж и подавно – ведь постоянного пастыря в Нинильчике давно уже нет, лишь приезжает иногда из столичного Анкориджа “командировочный” батюшка.
Процесс выкорчевывания русских корней (точнее, не только русских, а корней вообще) начался в 1911 году с приездом в поселок “казенной” учительницы Алисии Андерсон. Мисс Андерсон, добровольно отправившаяся в “русско-индейскую глухомань”, наверняка была подвижницей и всё такое прочее, однако в учрежденной ею школе (по педагогической моде того времени) строго-настрого запрещалось разговаривать на туземных языках. В соответствии с идиотской теорией “эмансипации туземцев”, пришлая просветительница зачислила русский язык клана “Агрофеновых Детей” в категорию “первобытных индейских наречий”, тем самым обрекая его на вымирание. Однако вплоть до середины пятидесятых годов двадцатого века русский всё ещё оставался основным языком бытового общения нинильчикских креолов. Да и в наши с вами дни не перевелись в деревне пожилые индейцы, помнящие язык курносых предков. …А для того чтобы не забывали своей истории внуки и правнуки, полагающие будто английское слово “ograda” – не более чем синоним к понятию “fence”, водрузили старики у поселковой околицы надежно сколоченный деревянный щит. На щите вырезано русское слово “Привет”, а далее уже по-английски, но в чисто индейский манере, …когда о неодушевленном – словно о живом.
“Зовут меня Нинильчик. Основали меня в начале девятнадцатого столетия креолы, русские и алеуты. Имена моих первенцев – Квасников, Осколков, Комков, Астрогин. Были эти люди охотниками и звероловами, обретшими здесь свою новую Родину. Правнуки моих основателей живут тут и поныне. Моя православная русская церковь, появилась на этом пригорке в самом начале двадцатого века. Моя река славится рыбой, морской залив знаменит своими мидиями. Я прошу вас уважать моих людей, их культурное наследие и принадлежащее им имущество. Уважайте мою реку, берегите её берега. Спасибо!”
