Тема настоящих заметок входит в столкновение с традициями еженедельника “Russian-Canadian INFO”, в котором я уже не первый год пишу свою колонку “Простодушные заметки”. Дело в том, что редакционно-издательский коллектив составляют люди исключительно интеллигентные, для которых выругаться – ни-ни! Если они и позволяют себе использование неформальной лексики, то в исключительно редких случаях и когда в радиусе 25 метров нет дам. Например, когда споткнутся. Или столкнутся (дорожно-транспортный вариант). Особенно бескомпромиcсны они по отношению к попыткам протащить то или иное соленое словечко на страницы газеты. Их позиция тверда и непреклонна: нет и еще раз нет!
Между тем великий, могучий и нерушимый русский язык содержит-таки кое-какие неприличные слова. В молодости я предпринял небольшое лингвистическое исследование и насчитал 16 (запомните эту цифру) фундаментальных корней, на которых, собственно, и высится причудливый терем отечественного сквернословия. Базовое ядро мата насквозь физиологично и легко распадается на три основные группы – органы, совершаемые с помощью этих органов отправления и продукты отправлений, совершаемых с помощью все тех же органов (несколько особняком стоит исконно русское слово женского рода морально-этической окраски). А вот грамматические производные базовых корней бесконечно разнообразны в выражении тончайших оттенков самых разных понятий и кроют практически все сферы обоих миров – материального и духовного. Культурный – в широком смысле этого слова – русскоязычный человек способен беседовать на любую тему исключительно матом. И будет понят! В России даже родилось общественное движение “Мат за светлое будущее”. Его председатель Павел Бобровский считает, что “приличная матерщина, которая не режет слух, – это настоящее искусство”.
В предисловии к толковому электронному словарю “Русский мат”, выпущенному на лазерном диске и включающему около 50,000 слов-ссылок и 2,500 статей, приводится такая цитата Н. В. Гоголя: “…нет Слова, которое было бы так замашисто, бойко, так вырывалось бы из-под самого сердца, так бы кипело и живо трепетало, как метко сказанное русское слово”. И далее говорится, что в полной мере сказанное Гоголем можно отнести к такому явлению в русском языке, как мат и матерщина. А стимулом к подготовке названного словаря послужили, оказывается, слова профессора И. А. Бодуэна-де-Куртенэ, редактора 3-го издания “Толкового словаря…” В. И. Даля, о том, что если слово (в том числе и матерное) есть в языке, оно должно быть и в словаре, а как его использовать – зависит от культуры человека. Кстати, словарь “Русский мат” доступен в интернете.
Моя же доморощенная теория прошла в свое время строгую апробацию в коллективе, представляющем собой социальных срез всего бывшего СССР. Я имею в виду личный состав взода, в котором проходил армейскую службу. В ходе проводимых мной политзанятий было публично объявлено, что каждый, кому удастся дополнить упомянутый список из 16 слов, получит немалую по тем временам и условиям премию – 5 рублей. Премия осталась невостребованной!
Многие из нас с благодарной улыбкой вспоминают канадские гастроли выдающегося русского поэта израильтянина Игоря Губермана. Этому глубоко культурному и высоко одаренному литератору довелось при жизни войти в когорту классиков. У создателя литературного жанра “гариков” – коротких законченных стихотворений из двух-четырех строк – популярность особого рода: многие его произведения широко известны и считаются народными.
Не стыдись ты, пьяница, носа своего,
он ведь с красным знаменем цвета одного.
Или:
В борьбе за народное дело
я был инородное тело.
Губермана можно цитировать и цитировать, не боясь утомить читателей, но я лучше поделюсь своими воспоминаниями о том, как происходило взаимодействие его стихов с аудиторией. Это было нечто фантастическое! Вообразить себе подобное в советское время не смог бы, пожалуй, самый смелый фантазер.
Публика в зале собралась приличная, интеллигентная. Пришло много людей солидного возраста, но и молодежь тоже присутствовала. Костюмы, галстуки, вечерние платья…
А надо заметить, что большинство “гариков” содержат в себе эту самую ненормативную лексику. Мат, то есть. Самый откровенный. Однако опытный автор не стал с налета глушить зал соленым словом, а готовил к его восприятию исподволь и плавно. Сначала были зачитаны “приличные” гарики. Потом серией элегантных лирических отступлений со ссылками на авторитеты, например, на того же И. А. Бодуэна де Куртенэ, Губерман осторожно дал понять, что гибкий и живой организм русского языка следует воспринимать во всей его полноте. А затем понеслось…
Разогретая таким образом публика отвечала веселым смехом на каждый прочитанный “гарик”, а особо понравившиеся награждала аплодисментами. Автора долго не хотели отпускать. Он читал еще и еще, все более смелые и острые стихи. Я смотрел на лица. Они просветлели. Уверен, у подавляющего большинства присутствовавших осталось ощущение соприкосновения с высокой поэзией и полетом философской мысли.
Такой вот парадокс.
История проникновения мата в русскую литературу драматична и насчитывает не одно столетие. Например, полное академическое собрание сочинений А. С. Пушкина включает в себя его шаловливые лицейские стихи, отмеченные тем не менее печатью яркого таланта основоположника русского литературного языка.
Первый из русских поэтов отбросил архаический стиль и стал писать живым народным языком, по замечанию того же Пушкина, Иван Семенович Барков (1732-1768), дворянский сын, русский поэт и переводчик. Барков переводил преимущественно античных авторов. Перевел на русский язык сатиры Горация, басни Федора. Барков написал также “Житие князя Антиоха Дмитриевича Кантемира”, приложенное к изданию его “Сатир”, изданных в 1762 году. Барков владел свободным, гладким и легким стихом, не уступая в этом отношении даже лучшим поэтам-современникам Ломоносову и Сумарокову. Воздавая должное Баркову как поэту и переводчику, следует сказать, что громкую всероссийскую славу он приобрел своими, по выражению митрополита Евгения Болохвитинова, “срамными” непечатными произведениями. Эти стихотворения расходятся по всей России в списках около двух столетий. Слава их так велика, что родился особый термин для произведений такого рода – “барковщина”.
Коммунистический режим и здесь напакостил. С одной стороны, матерок стал кастовым языком партийного начальства, с другой, ему был наглухо закрыт путь в литературу. Первые смелые шаги к легализации исконно народного языка сделали Василий Аксенов, Эдуард Лимонов и другие писатели-эмигранты. Правда, дальнейшее развитие событий оказалось плачевным: похабщина буквально настолько заполонила эфир и печать, что даже не блещущая интеллектом Государственная Дума была вынуждена отреагировать очередным законодательным запретом. Мне же лично приятно, что наша иммиграция проявляет по отношению к мату здоровые интеллигентские консерватизм и сдержанность.
Короче, во всем нужно чувство меры и такта. Кстати, вы обратили внимание, что я ни разу себе не позволил…
