Он вывалил в стиральную машину кипу белья и задумался. Что-то его насторожило, но что именно? Кажется, был какой-то шелест. Бумажка? Может быть, забытая в кармане купюра?
Запустив руку во чрево стирального барабана, он стал извлекать из него по одной вещи, проверяя карманы. Бумажка, вернее – две, нашлись в нагрудном карманчике любимой блузки жены. Или блузки любимой жены, что будет точнее. В иммиграции Марина стала для него тем, чем прежде была оставленная родина, то есть опорой духовного и даже физического существования.
Он бросил блузку обратно в барабан, предварительно зачем-то ее понюхав. На душе потеплело. Потом развернул бумажки. Одна из них оказалась чеком видео-проката “Blockbuster”, на другой незнакомым мужским почерком были написаны стихи:
Как много общего у нас:
Страсть к фильмам, например,
И звезд кино иконостас,
И даже брюк размер…
“Выходит, этот тип бывал у ней в конторе и видел пришпиленные к доске над рабочим столом портреты актеров? – Он сразу вспотел. – А что это за намек на общий размер? – На мгновенье перед глазами у него вспыхнул светлый образ обтянутой джинсами любимой части тела жены. – Для мужика, пожалуй, широковато…”
…Храни вовек, душа моя,
Воспоминанья рук.
Навеки очарован я
Твоим размером брюк…
“Толстозадая сволочь! – возмутился он. – Липнет к чужой жене, да еще дает волю рукам!..”
Не властна страсть моя годам.
И пусть я чей-то муж,
Всю душу я тебе отдам
И брюк размер к тому ж.
“Сам женат – и туда же! Просто кобель какой-то! Ну, погоди, я до тебя доберусь!”
Он сжал кулаки так, что хрустнули пальцы. Потом несколька раз глубоко вдохнул и выдохнул. После чего надел очки и стал внимательно изучать обе бумажки. Они были явно родственного происхождения.
“Скорее всего, этот тип работает в видео-прокате. Увидел ее, оторвал от кассового аппарата клочок бумажной ленты и нацарапал заранее придуманные стишки. А потом вручил вместе с чеком.”
Он спрятал стихи и чек в бумажник, запустил стиральную машину и задумался.
Жена была моложе его на шестнадцать лет. “В таком возрасте еще вертят хвостом и крутят романы, тем более, что детей и связанных с ними забот у нас нет. Но не в иммиграции же! Здесь такое баловство непозволительно. Можно так заиграться, что пропадешь. А кобель-то, видать, с образованием. Стишки, во всяком случае, довольно грамотные. Даже, пожалуй, небесталанные…”
Жизнь, только недавно вошедшая в более или менее устойчивую колею, опять дала трещину.
“Нет, мы еще поборемся! Найти этого толстозадого типа – пара пустяков. Найти – и уничтожить! Вернее – изничтожить. А убийствами пусть занимаются его любимые голливудские персонажи. Мы пойдем другим путем”, – с этой мыслью он стал, насвистывая, перебрасывать белье из остановившейся стиральной машину в сушильную.
Осторожная разведка подтвердила правильность первоначальных предположений, хотя одновременно вскрыла осложняющие дело обстоятельства. Соперник действительно работал в видео-прокате по указанному в чеке адресу, но вовсе не был толстозадым. Он был просто большим. Очень большим. У него не было ни капли жира – одни устрашающего вида мышцы.
“Не удивительно, что она клюнула на такого качка, – с грустью подумал он. – Громила, да еще с литературными способностями! Ничего, мы и с таким сладим. Главное – правильно выбрать оружие. Оно должно быть убойным, и в то же время не оставлять следов…”
В русском книжном магазине он купил перевод цикла лекций Ричарда Бендлера и Джона Гриндера на 166 страницах под заголовком “Наведение транса”. Книжонка оказалась презанятной. “Гипноз – это очень естественный процесс, и слово “гипноз” всего лишь описывает средства, которыми вы систематически переводите кого-нибудь в измененное состояние сознания, – внушали авторы. – Может быть, во время ленча вам случится подниматься в лифте на верхний этаж… и вместе с вами окажутся незнакомые; посмотрите, что с ними происходит. Войдя в лифт, люди не ведут себя нормально. Они, в некотором роде, “захвачены” и следят за тем, как мелькают этажи. И если дверь открывается раньше, чем они приготовились выйти, то они очень часто пробуждаются и выбегают. Кто из вас выходил из лифта на другом этаже? В этом переживании есть нечто универсальное. Находить универсальные вещи в человеческом опыте – это ключ к наведению гипноза и к его применению в любом деле.”
Но привлекла его другая фраза в предисловии: “Мы будем изучать так называемый эриксоновский гипноз, следуя Милтону Г.Эриксону. Эриксоновский гипноз означает развитие навыков гипнотизера до такой степени, чтобы вы смогли ввести человека в транс в ходе разговора, где даже не упоминается слово “гипноз”… Если вы этому научитесь, вы сможете перевести кого угодно в измененное состояние, в котором сможете внушить ему, что хотите.” Это было как раз то, что нужно. Он с головой нырнул в текст.
– Вы, я слышу по акценту, русский, – спросил у мускулистого кассира тщательно проинструктированный приятель.
– Да.
– Слышали, в Северном Йорке объявился жуткий гипнотизер? Мой знакомый из сапожной мастерской ляпнул ему что-то невежливое. Тот только посмотрел – и у знакомого сразу лопнули три фарфоровых моста. Он просто в ужасе, вы же знаете, как дорого здесь лечить зубы.
– С вас четыре пятьдесят.
– Пожалуйста…
На артподготовку, сооруженную из подобных микро-сценок, ушло пять дней. Громила уже знал, как выглядит “жуткий гипнотизер”, у которого, в частности, на галстуке была заколка в виде кошачьего глаза.
Наконец наступил день решающей битвы. Он вошел в “Blockbuster” и долго стоял лицом и кошачьим глазом заколки к стойке с кассирами, разглядывая табло новых поступлений. При этом он ритмично покачивался с пятки на носок.
В зал вошел слегка пьяный посетитель (его знакомый, бывший актер, ныне шофер-дальнобойщик). “Пьяный” как бы случайно его толкнул и походя обматерил. Он спокойно повернулся и только посмотрел на обидчика. Тот задрожал и с диким воплем выскочил на улицу.
Он как ни в чем не бывало выбрал фильм и, расплачиваясь, вдруг спросил мускулистого кассира, глядя прямо ему в глаза:
– Как зовут твою жену?
– Зина… – растерянно ответил тот.
– Твою жену зовут Клара! – отчеканил он и был таков.
Разведка донесла, что на следующий день громила явился на работу с двумя кровоточащими фингалами на лице. Естественно, этот факт и сопутствующие ему детали – кто бил и за что – немедленно стали известны Марине. А про то, что он нашел стишки в кармане ее блузки, она так никогда и не узнала…
1998.
