Сёма Доброхотов был купеческих кровей, а его жена Наталья – дворянских. Жили они хорошо. Сёма имел магазин электротоваров в самом шикарном городе Канады, Наталья работала кладовщицей в филиале крупной американской электронной фирмы.
У них был небольшой, но очень уютный, а главное – полностью выплаченный дом в приличном районе. Взрослая дочь Инна не захотела в свое время уезжать из Израиля, окончила там университет и сделала неплохую карьеру – стала директором отдела министерства абсорбции. Её личная жизнь была покрыта мраком: 32 года, а до сих пор не замужем и вообще непонятно что. Каждый год или дочь, или родители ездили друг к другу на недельку в гости.
Это преамбула. А теперь, как любят выражаться шутники Интернета, собственно амбула.
Семья сидела за столом в небольшом китайском ресторане. Сёма пил виски, Наталья – сухое красное вино, а Инна заказала большую кружку пива. Поводов для празднования было два: приезд дочери и 20-летие их иммиграции.
Женщины сидели надутые, а Сёма – нарочито безразличный, потому что только что они все переругались. Мать упрекала дочь за безбрачие и вытекающее из него отсутствие внуков, а заодно и мужа за “бесконечное сидение в лавке, от которой доходов, как от развозки пиццы”. Инна огрызалась, намекая на “совковость” родительской жизни (“только работаете с утра до вечера неизвестно зачем, а сами кроме дурацких русских газет ничего не читаете и кроме идиотских русских сериалов ничего не смотрите”).
– Может быть, вы обе правы на 100 процентов, но зато 20 лет назад я вас вытащил из страны, которая поубивала и замучила всех наших предков. Моему деду Николаю Дмитриевичу Доброхотову было, как и тебе, 32 года, когда его расстреляли большевики. А за что? Только за то, что он давал работу шести сотням людей на своем прииске.
– Папа! Вернись на землю. Никаких большевиков там давно уже нет. Между прочим, ты бы мог претендовать в качестве наследника на долю прибыли от прииска. Как, говоришь, называлась река, где дед мыл золото? Бодайбо? Не думаю, что там уже ничего не осталось…
Когда семья вернулась из ресторана домой, Сёма прилег на диван отдохнуть, Наталья стала демонстративно пылесосить комнату, почему-то особенно старательно и шумно зондируя щеткой пространство под Сёминым диваном, а Инна уселась за компьютер.
– Мама! Ну, хватит уже! Хочешь, чтобы у отца случился инсульт, как у Шарона? Лучше дай тряпку, я протру пыль на компьютере и вокруг. Вы что, совсем им не пользуетесь?
– У меня в магазине лучше, чем этот, – отозвался с дивана Сёма.
– А у меня на работе вообще супер! – похвалилась Наталья.
Инна протерла пыль на столе с компьютером и углубилась в Интернет.
– Ого! – вдруг закричала она. – Оказывается теперь дедовский прииск называется “ОАО имени Н. Д. Доброхотова”! Там золото гребут экскаваторами, а вы тут ковыряетесь.
– А что это за “ОАО” такое? – спросил Сёма.
– Сейчас, минуточку… Вот! Это “открытое акционерное общество – акционерное общество, акционеры которого пользуются правом отчуждать свои акции без согласия других акционеров, в отличие от закрытого, акционеры которого таким правом не пользуются. Статус открытого сопряжен с определенными правами, как то: проводить открытую подписку на выпускаемые акции и свободно их продавать, котироваться на бирже, иметь неограниченное количество акционеров и ограничениями: публиковать для всеобщего сведения годовой отчет, бухгалтерский баланс, счет прибылей и убытков, ежегодно проводить внешний аудит. В форме открытых акционерных обществ чаще всего учреждаются большие компании”. Ты чувствуешь, папа, “большие компании”! Представляешь, как они обрадуются, если узнают, что в Канаде объявился внук Доброхотова.
– А что! – вмешалась Наталья. – Ты полноправный наследник. Конечно, стать хозяином всего этого “ОАО” нереально, но отщипнуть пакетик акций на пару миллионов, наверное, можно. Найми хороших адвокатов, посули им жирный процент и сиди жди, пока тебе на счет не начнут капать деньги.
И завертелось!
Канадские адвокаты браться за реструктуризацию бизнеса в далекой сибирской тайге не решались. Сёма связался по телефону с солидной юридической фирмой в Москве. Лучший специалист фирмы по делам наследования Марк Серебрянский затребовал десять тысяч американских долларов, чтобы только изучить ситуацию.
– Понимаете, – тараторил по телефону московский адвокат, – в настоящее время законодательное определение “реструктуризации предприятий” в России фактически отсутствует. Например, в пункте 1-м статьи 2-й Федерального Закона “О реструктуризации кредитных организаций” от 8-го июля 1998-го года в редакции от 21-го марта уже 2002 года за номером 144-ФЗ под реструктуризацией понимается “комплекс мер, применяемых к кредитным организациям и направленных на преодоление их финансовой неустойчивости и восстановление платежеспособности либо на осуществление процедур ликвидации кредитных организаций в соответствии с законодательством Российской Федерации”. В других нормативно-правовых актах понятие реструктуризации не приводится совсем. А в вашем случае речь вообще идет о наследовании дореволюционной собственности, которое осложняется тем, что в России отсутствует прозрачность бизнесов и нет четкой структуры активов. Большинство бизнес-групп построено с использованием оффшорных компаний иностранных юрисдикций, номинальных директоров, перекрестно владеющих акциями юридических лиц. Порой за сложными нагромождениями нельзя отыскать реального собственника бизнеса. Дело, подобное вашему, требует кропотливых, порой рискованных расследований…
– Да не надо никакого наследования, – прервал Серебрянского Сёма. – Мне бы просто пристроиться к совету акционеров в качестве почетного члена…
– Не скромничайте! Уж если делать, так делать по-большому! – грубо пошутил адвокат.
Прошел год.
У Сёмы вошло в привычку регулярно звонить в Москву с расспросами о ходе адвокатского расследования.
– Вам пора показать лицо, – сказал наконец Серебрянский. – Совет директоров и группа советников ОАО хотят убедиться, что вы реальный живой человек, а не выдуманная виртуальная фигура. Прилетайте!
Москва, в которой Сёма не был 21 год, потрясла его обилием реклам, западных автомобилей и современных небоскребов. Марк Серебрянский оказался молодым, но уже обрюзгшим рыжим парнем семитского типа.
– Сегодня можете погулять по городу, а завтра едем в Иркутск, – сказал он.
От непривычки ходить пешком у Сёмы разболелись ноги. Он щёлкал своей камерой направо и налево до тех пор, пока не разрядилась батарейка. Под вечер взял такси и попросил отвезти его в район Тимирязевской академии, где когда-то учился и жил в студенческом общежитии. Там практически ничего не изменилось. “Может быть, батарейки хватит еще на один кадр”, – подумал Сёма, направляя камеру на здание общежития. Вдруг камера разлетелась на куски, сорвав ноготь с большого пальца правой руки. “Это пуля!” – сообразил Сёма. Сердце бешено колотилось. Он повернулся и засеменил к дожидавшемуся за воротами такси.
– В Шереметьево! – сказал он шоферу, задыхаясь.
