Два года назад мы с женой переехали из ставшего слишком просторным для нас таун-хауса в шестиэтажный пенсионерский кооператив. Две спальни, гостиная с эркером, тихие соседи – что еще нужно русскоязычной супружеской паре, чтобы встретить старость! Кстати, соотечественников в нашем доме нет.С некоторой натяжкой можно отнести к ним моего ровесника-поляка, знающего несколько десятков слов по-русски. Мы с ним иногда играем в теннис или дегустируем новые сорта виски. Отсутствие земляков с их бесцеремонным дружелюбием – скорее достоинство, чем недостаток. Всем нам в свое время довелось пожить в коммуналках, так что возвращаться к их нравам не мечтается.
В доме 75 квартир и 85 жильцов. Это означает, как вы сами догадались, что обитают здесь в основном люди одинокие, а супружеских пар всего 10. Само собой разумеется, женщины преобладают. Пожилые женщины. В общем, бабки. Правда, бабки своеобразные, о канадской самобытности которых свидетельствуют четыре десятка принадлежащих им автомобилей на паркинге под окнами и длинный список точек беспроводного подключения к интернету на экране моего компьютера.
Моя ныне покойная бабушка, окончившая до революции институт благородных девиц, всю жизнь делила женщин на “дам” и “баб”. Московский Арбат, на котором она прожила всю сознательную жизнь, отличался в советские годы обилием именно “дам” – благообразных старушек в черных шляпках с кокетливой вуалью – печальное напоминание о приличном периоде в российской истории.
Когда родители уезжали в многомесячную заграничную командировку, за мной с братом оставалась присматривать бабушка. Жили мы тогда на Фрунзенской набережной. Это сейчас она превратилась в один из престижнейших районов российской столицы, купить квартиру в котором меньше чем за миллион долларов не получится, а тогда там изобиловали “бабы”. Например, наши соседи этажом выше чуть не до Международного фестиваля молодежи и студентов 1957 года держали в ванной свинью, а пустырь под окнами нашего 9-этажного дома из красного кирпича был разгорожен сараями, огородами и погребами для хранения картошки…
К чему я все это вспомнил? К тому, что канадские бабки нашего оттавского кооператива практически поголовно похожи на “дам”, по классификации моей бабушки. Месяца через три после переезда я вдруг осознал, что всех их нежно люблю. Дело в том, что я использую каждую возможность почесать язык по-английски, чтобы не утратить этого жизненно важного здесь навыка, а более благодарных собеседниц, чем одинокие канадские бабки, трудно себе представить. Скорее всего, и им лестно поболтать с интеллигентным пожилым джентльменом из России (это я о себе).
Разговариваем мы обо всем на свете, но только не о соседях. Склонностью к сплетням местные бабки не грешат, хотя некоторые из них любят сидеть в хорошую погоду на лавочке у подъезда. Когда я был мальчишкой, я иногда распугивал бабок, сидящих у подъезда нашего дома на Фрунзенской набережной в Москве, выливая на них воду из окна. Тех бабок никто из жильцов не любил, справедливо почитая их сплетницами.
На днях я возвращался домой из магазина с пластиковой авоськой в руках, и одна из бабок у подъезда вслух пробормотала про мой “every day shopping”. На секунду в извилине моего мозга, ответственной за советское прошлое, вспыхнуло раздражение: твоё-то какое дело! – но тут же погасло, потому что я вспомнил про возраст этой бабки. Ей же 92! Такая цифра – самая лучшая индульгенция от критики.
Помнится, когда мы жили в таун-хаусе, через лужайку от нас обитала пожилая Берта с мужем, который 24 часа в сутки смотрел телевизор. Супруги регулярно лаялись. Разобрать, что кричала Берта, было невозможно, потому что это был сплошной визг. Зато густой бас вставных реплик мужа звучал с дикторской четкостью: “miserable bitch!”. Ничего подобного в нашем новом кооперативе не слышно. Его малонаселенность создает ощущение полного безлюдья. Очень быстро мы с женой стали воспринимать весь дом как продолжение нашей квартиры. И, наверное, не мы одни…
Это случилось в первый месяц после переезда. Я спускался на лифте вниз, чтобы проверить почту. На 4-м этаже лифт остановился, и в него вошла бабка в ночной рубашке и босиком. Я опешил, но выдавил своё дежурное: “Hello!”. “Hi!” – как ни в чем не бывало ответила бабка и вышла на 2-м этаже. “Наверное, спешит к подружке, – подумал я и мысленно добавил: – Не дама!”. Справедливости ради замечу, что за два года со мной было только два таких случая.
В остальном местные бабки – люди довольно интересные, очень доброжелательные и оптимистичные. Многие из них повидали мир, путешествуя в молодости по делам государственной надобности или бизнеса. Нас с женой никто как иностранцев не воспринимает, потому что большинство соседей сами когда-то перебрались в Канаду из других стран, в основном европейских. Много немцев, вернее – немок, британок, единственная француженка недавно переехала к дочери в Квебек, на первом этаже живет очень милая пара из Ирландии, этажом ниже под нами поселилась спортивная и энергичная леди из Индии, через квартиру по коридору – японка с большой черной собакой, которая никогда не лает. Японка, кстати, ежедневно ухаживает за устроенным ею на площадке для барбекю цветником.
Нам с женой много где довелось пожить. В одной только Москве у меня было шесть адресов прописки. Потом три квартиры в Израиле. Нынешняя в Оттаве – уже пятая по счету. А недавно жена сказала: “Знаешь, мы так хорошо еще никогда не жили”.
Я с ней согласен.
