Он не любил людей, хотя зла им тоже не желал. Большинство людей представлялись Дону нелюбознательными и ограниченными. Его раздражало, когда они не понимали очевидные вещи, которые он им говорил. Женщин он тоже не любил. После того, как от него ушла жена к молодому повару из французского ресторана, он жил один в большой двухэтажной квартире в старом многоквартирном доме, населенном в основном богатыми старухами. Свой бизнес он продал пять лет назад и с тех пор практически ничего не делал. Когда бывшие клиенты из министерства обращались к нему с просьбой о консультации, Дон придумывал разные отговорки, чтобы уклониться даже от пустяковых контрактов. Обычно он ссылался на срочную необходимость пройти курс интенсивных медицинских процедур, хотя был здоров, как лесной лось. Постепенно такие звонки сошли на нет.
Раз в год он отправлялся на ежегодный февральский карнавал в Рио-де-Жанейро. Останавливался всегда в одном и том же дорогом отеле “Acapulco Copacabama” в одном и том же номере с видом на океан, который заказывал для надежности за полгода. Билет обычно покупал в ложу 8-го сектора зрительских трибун только на субботнее шествие победителей. В этом секторе практически не бывает иностранных туристов. Дон без акцента говорил по-испански и поэтому чувствовал себя среди местной аристократии вполне комфортно. А в остальные карнавальные дни он просто бродил среди уличных толп, заряжаясь энергией темпераментных бразильцев. Во время такого путешествия у него случалось две-три случайные связи. Местный тип женской красоты с молодости был для него наиболее привлекательным, чуть ли ни эталонным. Он и жену вывез из этих мест.
Много лет назад, когда Дон держал адвокатское бюро в Рио-де-Жанейро, Паола работа у него секретаршей. Закрыв бюро и перебравшись в канадскую столицу, он захватил секретаршу с собой, а для простоты решения проблем с иммиграционной службой просто на ней женился. Все годы их совместного брака Паола изводила его своими ностальгическими переживаниями, но при этом возвращаться в Бразилию ни под каким видом не желала. Готова была терпеть ледяные полярные ветры долгой канадской зимы и ледяную эмоциональную холодность канадцев, но не выпускать мужа из вида. Ей, видимо, льстило появляться в ресторанах столичного даун-тауна вместе с рослым седовласым красавцем под руку. Когда Дон продал бизнес и засел перед компьютером в своем кабинете на втором этаже квартиры, она заскучала. Готовить она не любила, поэтому обедали они обычно в ресторанах. Там она и подцепила своего повара.
Оставшись в одиночестве, Дон нисколько им не тяготился. Он относился к числу тех интеллектуалов, которые чувствуют себя в бурных информационных потоках, как форель в горных реках. Еще во времена зарождения Интернета он понял колоссальный потенциал этого глобального образования. И не ошибся: постепенно мировая компьютерная сеть превратилась в планетарный разум, который способен дать ответ на любой вопрос. Компьютеры в домах канадцев стали теснить телевизоры. Правда, для среднего обывателя Интернет был чем-то вроде гибрида многостраничной ежедневной газеты и глянцевого журнала “Playboy”. Для Дона Интернет стал умным много знающим собеседником. Его жадная любознательность ко всему на свете наконец-то нашла неисчерпаемый питательный источник.
Привязанность Дона к компьютеру не имела ничего общего с болезнью под названием “интернет-зависимость”. Он был прирожденным философом, в голове которого никогда не замолкал монолог одинокого мудреца. Далеко не каждый человек такого типа становится писателем. Есть и такие, кто аккумулируют в недрах своего сознания несметные интеллектуальные богатства, ценность которых окружающие просто не в состоянии понять, как кошка не способна понять ценность содержимого книжного шкафа. У русского поэта Владимира Маяковского есть такая строка: “Я одинок, как последний глаз у идущего к слепым человека”. Это про Дона.
Вместе с тем Дон не был полусумасшедшим кабинетным чудаком, оторванным от реальной жизни. Он умел вести себя с людьми так, что они совершенно не чувствовали его превосходства. Более того, он внушал доверие даже самым недоверчивым, и те начинали открывать ему душу. Не случайно он был преуспевающим адвокатом и авторитетным экспертом в области прикладной социологии, которую в последние годы стали именовать политической технологией. Но люди с их многословными, пустыми и глупыми разговорами ему надоели. Оборвав профессиональную карьеру, он свел общение с живыми людьми к минимуму. Некоторое исключение составляла одна тридцатилетняя танцовщица, которую он навещал обычно раз в месяц. Надо ли говорить, что родом она была из Мексики…
– Дон! Извини, что вторгаюсь в твое затворничество, но, кроме тебя, помочь девочке никто не сможет, – неожиданно позвонила ему Паола.
– Какой девочке? – удивился Дон.
– Ее зовут Амилия. Ее украли бандиты и хотят превратить в сексуальную рабыню. Девчонке всего семнадцать. Ты бы не мог ее спрятать у себя в квартире, пока я буду связываться с ее родней.
– А что полиция?
– Так вышло, что от полиции ей тоже надо держаться подальше…
Амилия оказалась худенькой блондинкой с голубыми глазами. Когда Паола привезла ее к Дону, девочка совершенно не выглядела смущенной или растерянной. Она прямо смотрела в глаза и четко отвечала на все вопросы.
Честно говоря, Дон молоденьких девушек разумными существами не считал. С его точки зрения, они обладали не разумом, а врожденной способностью его имитировать. Поэтому он был безмерно удивлен, когда застал Амилию за чтением с компьютерного экрана книги Стивена Хоукинга “Краткая история времени”. Они разговорились, и Дон понял, что судьба свела его с интеллектуальным двойником в начале его жизненного пути. Девочка была умна, как сорок тысяч ведьм. В шутку он стал звать ее не Амилией, а Аномалией.
Когда неделю спустя за Амилией должна была приехать ее мать, Дон даже загрустил. Он вышел проводить девочку к подъезду. Розовый джип матери и мотоциклист в глухом шлеме подъехали одновременно. Внезапно в руках мотоциклиста оказалось помповое ружье, которое он направил на Амилию. Дон мгновенно загородил девочку. Раздался выстрел. Пистолетного выстрела матери и рыданий Амилии он уже не слышал…
Все случилось очень быстро и очень естественно.
