Маша вышла покурить на улицу. На соседнем дворике двое мальчишек готовились запустить ракету, только что, видимо, купленную по случаю праздника. Ракета все время падала на ворох сухих листьев, в котором мальчишки пытались закрепить ее вертикально. Наконец им это удалось. Старший достал из кармана зажигалку и поджег запальный шнур. Рассыпающий искры огонек пополз по шнуру и достиг основания ракеты. Из сопла вырвался шипящий огненный язык, тут же воспламенивший сухие листья. Ракета взмыла в небо, описала дугу и врезалась в проезжавший по улице бензовоз. Тот, судя по всему, был пуст, потому что не вспыхнул, а взорвался. Страшный грохот заложил Маше уши. Через несколько секунд сверху стали падать искореженные взрывом обломки цистерны. За спиной Маши что-то шмякнулось на крыльцо ее дома. Она обернулась и увидела человеческое ухо. Скорее всего до взрыва оно принадлежало водителю бензовоза. Маша взяла еще теплое ухо в руки, затушила об него свой окурок и аккуратно положила ненужный более хозяину орган на тротуар. Потом еще некоторое время полюбовалась занимающимся на соседнем дворе пожаром и вернулась в дом. Надо было собираться на работу.
Работала Маша косметологом в похоронном доме. Профессию свою она любила и относилась к ней чрезвычайно добросовестно. Иногда она даже просила своего менеджера немного задержать в фойе начавших съезжаться для церемонии прощания родственников и друзей покойного, чтобы успеть докрасить его щеки в свой любимый лиловый цвет.
В этот день, несмотря на праздник, работы, слава Богу, было много. Это хорошо, значит еженедельного чека хватит не только на продукты и бутылку виски для Джона, но и на электрическую мясорубку фирмы Black&Decker, о которой она давно мечтала.
Чтобы выехать из гаража на проезжую часть, Маше пришлось долго гудеть загородившему дорогу пожарному грузовику. Соседний дом пылал вовсю, а его хозяин в сторонке увлеченно порол ремнем старшего из поджигателей. Уже отъезжая от дома, Маша увидела, как к экзекутору подошел полицейский, сноровисто заломил ему руки за спину и надел на них наручники. Получивший свободу мальчишка с удовольствием плюнул в лицо лишенному активности отцу.
…На хайвее Маша угодила в пробку. Четыре ряда автомобилей почти не двигались. Наверное, впереди случилась авария. “Опоздаю, – подумала Маша. – Будет скандал. Еще, не дай Бог, выгонят. Придется искать работу в обычном салоне, а иметь дело с живыми клиентами уже как-то не хочется…” Между тем автомобильная пробка сделалась совершенно неподвижной, некоторые водители даже заглушили моторы. И тогда Маша решилась на отчаянный поступок. Она непринужденно открыла дверь, вышла наружу и, делая вид, что старается рассмотреть происходящее впереди, стала пробираться между машин к невысокому бетонному ограждению. “Тут совсем рядом автобусная станция, – мелькали в ее голове торопливые мысли. – А насчет машину скажу, что угнали. Получу страховку, куплю другую, поновей, а то эта совсем уже развалюха”.
Перебравшись через бетонный барьер, Маша оказалась на заросшем репейником пустыре. “Прямо, как в России”, – подумала она. Пустырь был огорожен высоким забором, обвитым наверху колючей проволокой. Маша стала продираться через репейники вдоль забора, ища возможность выбраться из западни. Наконец, ей попался бетонный блок, закрытый сверху ржавым люком. Маша ухватилась за кольцо люка и с трудом сдвинула его в сторону. Внутри желтел электрический свет и раздавались какие-то механические звуки. “Была – ни была!” – решила Маша и полезла вниз.
Внизу была широкая труба, по дну которой текла мутная вода. По обе стороны трубы тянулись толстые электрические кабели. Примерно через каждые 20 метров на потолке горели неяркие лампочки в металлической оплетке. Маша, стараясь на наступать в воду, пошла в ту сторону, где, по ее прикидкам, должна была находиться автобусная станция. Миновав четыре или пять лампочек, Маша уперлась в ржавую лестницу, ведущую наверх. Прямо под ней в воде лежал размокший чемоданчик. Маша попробовала его поднять за ручку, чемоданчик развалился, из него посыпались в воду разбухшие и липкие пачки каких-то не канадских денег. В перекинутой через плечо сумочке нашелся пластиковый пакет с герметичной застежкой-молнией, вместивший несколько скользких пачек. Маша сунула его в сумочку и полезла наверх.
У самого люка ее заботливо подхватили крепкие мужские руки и поставили на землю. “Вы арестованы по подозрению в участии в террористической деятельности”, – сказал красивый молодой мужчина в рабочем комбинезоне. “Я не террористка, я – русская иммигрантка!” – возразила Маша. Мужчина ничего не ответил, схватился за горло и упал головой вниз в люк, из которого только что помог выбраться Маше. Из-за кустов, засовывая за пояс пистолет с длинным стволом, вышла молодая женщина в черном. Она молча сорвала с Машиного плеча сумочку, вынула из него пакет с деньгами, а сумочку небрежно бросила на землю. Потом заглянула в люк. Маша, не долго думая, присела, схватила женщину за тонкие лодыжки и изо всех сил рванула их вверх. “Га-а!..” – закричала женщина, падая в люк. Внизу шмякнуло и хрустнуло. Стало тихо.
…На работу Маша не опоздала. “Где ты так перемазалась?” – спросил менеджер. “Да так…” – неопределенно ответила Маша, прошла в свой салон, вымыла под краном руки и лицо, взяла палитру и самую широкую кисть и наклонилась над клиентом в первом гробу. Лицо мужчины лет сорока пяти от роду было землисто-мучного цвета. Вдруг он открыл глаза и подмигнул Маше.
“Ох, и не люблю же я работать в Халловин!” – сказала в раздражении Маша, энергично шмякнула щедрый шмоток лиловой краски на глумливое лицо покойника, а про себя подумала: “Еще опоздаю из-за этого слетать на шабаш”.
2005.