ВЕЧЕРНИЕ БЕСЕДЫ

– Ну, что? Опять жрать хочешь? Никогда не поверю, что ты мурлычешь и тычешься своей усатой мордой мне в ноги бескорыстно. Ладно, пойдем на кухню. Вот тебе твой “Whiskas”. Интересно, из чего его делают. Нет, лучше не знать, а то выяснится, что он наполовину состоит из отловленных на улице бездомных котов или усыпленных в кошачьих госпиталях. Остальное – скорее всего, молотые хвосты и копыта крупного рогатого скота. Какая гадость! Что, не хочешь? А чего же ты тогда хочешь? Погулять на балконе? Ну, пойдем. Ага, и этого не хочешь. Какой ты все-таки примитивный – жрать, гулять, любить, спать. Спать ты и без моей помощи можешь. Остается одно – любовь. А вот этого я тебе не дам. Во-первых, мы с тобой разных биологических видов. Во-вторых, я тоже некоторым образом самец. Это Татьяна тебе иногда позволяла, потому что женщина. Помню-помню, я вас несколько раз застукал за этим занятием. И что она в нем нашла? Да не в тебе, а в том козле, к которому съехала. Конечно, он моложе меня лет на двадцать, но он же дуб-дубарем. Подумаешь, truck driver! Ну, зарабатывает. Я тоже в свое время очень неплохо молотил денежки. До сих пор еще осталось. И с чего она взяла, что я жадный? Я просто рачительный. Все ведь в семье. Это для любовницы хорошо, когда мужчина щедрый, а для жены полезнее разумный и предусмотрительный. И вообще, мне сдается, что женщины так любят получать в подарок всякие золотые побрякушки и бриллианты, потому что они живут дольше мужчин. Муж помрет, а золото останется. Оно для них просто защита от безденежья на старости лет. Тем более, когда он ее намного старше. Как я, например… Да-а-а. Дела. Сварю-ка я себе пельменей. Интересно, вредно ли для здоровья все время жрать одни пельмени? Наверное, нет. Вот ты, Барсик, все время жрешь одно и тоже – молотых котов из банки, и ничего. Здоров, как бык. Даже меня пытаешься насиловать. Но честно тебе скажу: разговаривать с тобой неинтересно. Ни одной путной мысли от тебя не услышишь. Правда, и с Татьяной тоже разговоры получались односторонние. Женщины обычно разговорчивые, иную просто не остановишь, как Ирину, например, мою первую жену. Ох, как же она кричала, когда я собрался переезжать к Татьяне! “Молоденькую нашел, идиот! Подожди, она тебе быстро рога наставит!” И точно наставила, но не быстро. Сначала мы в Канаду уехали. Ты пойми, Барсик, что меня в ней привлекало именно умение слушать, а не молодость. Хотя фигура у ней, конечно, классная. Не то что у Ирины… Но не в этом дело. Мне нравилось, что я говорю, а она слушает и помалкивает. А Ирина ведь слова не давала вставить. Такой, понимаешь, контраст – молодая, фигуристая и помалкивает. Это только потом я сообразил, что ей просто нечего было сказать, что у ней в голове вакуум, как в лампочке. Дура-дурой, но сообразила, что я при деньгах и собираюсь на Запад. Хотя потом заладила: “Зачем уехали? Зачем уехали?” А затем, что жить там нельзя, потому что все воруют. Я свою дачу в Валентиновке колючей проволокой окружил и ток через нее пропустил, чтобы воры из деревни не лазили. Так они что удумали: проволоку разомкнули, сделали отвод и всю зиму за мой счет отапливали свои дома электрическими обогревателями! Я об этом случае одному русскоговорящему канадцу рассказал, тот чуть не умер от смеха. Не понимаю я их, у человека беда, а они смеются. У них здесь самое смешное, когда человек падает со стула и ноги вверх торчат. Ну, да Бог с ними, зато не воруют, как там. А Татьяна на поверку оказалась не такая уж и дура. Английский-то у нее лучше пошел, чем у меня. Через год уже болтала, как индианка какая-нибудь. И кассиршей в “Loeb” ее взяли, потому что вопросов о владении английским не возникло. Зря я тогда ей позволил идти работать. Кругом люди, мужчины… Все смотрят. Мордой она, конечно, не Софи Лорен, но фигура не хуже. К тому же красавицей здесь стать проще простого: мазнула пару раз тушью вокруг глаз – и уже super star. У других-то вообще лица, как блины, потому что они здесь все сторонницы натуральности и равноправия с мужчинами. Мужчины не красятся – и мы не будем. И за фигурой следить не обязательно, достаточно просто быть женщиной, пусть даже 120-килограммовой. Естественно, среди таких она выглядела королевой. И на груди табличка: “Tanya”, дураку ясно, что русская. Вот этот козел на нее и клюнул. И чего она в нем нашла? Ну, амбал здоровый. Ну, рыжий, как канадский клен осенью. А по интеллекту он со мной ни в какое сравнение не идет. Если уж, Барсик, называть вещи своими именами, но он не достоин даже поцеловать след той подошвы, которая случайно наступила на мой плевок. Водила – он и есть водила. Ну, и что, что я лысый? Зато не седой! Все великие мыслители были лысыми. И работать мне вовсе не обязательно. Я в свое время достаточно поработал. Теперь могу и отдохнуть. Мемуары могу писать. Вот куплю компьютер, попрошу соседа с третьего этажа наладить на нем русский язык и показать, как включать, и начну. Такая жизнь, как моя, каждому будет интересна. Только надо немного подождать, когда компьютеры еще подешевеют. Все-таки хорошо, что Татьяна от меня ушла. От нее одни расходы, которые ее жалкая зарплата никогда не покрывала. А у меня и канадская пенсия, и московская, и денежки от квартирантов на Таганке, и заначка… Язва она все-таки! Надо же, такое сказать: “Тебе деньги – все равно, что обед покойнику!” Или: “Ты думаешь, что они твои, а сам не пользуешься. Выходит, что они для тебя, как чужие”. Молчит-молчит, молчунья этакая, а потом как ляпнет! Особенно подлая вот эта ее фразочка. Умирать буду – не прощу! Ты только вслушайся, Барсик, как она звучит. Я тебе уже ее говорил, но такое не грех и повторить. Такое не забывается. Я даже интонацию помню, с какой это было сказано. Гнусненькая такая интонация, как бы грустная и одновременно жалеющая:
“Поживи сам с собой, тогда поймешь, каково мне было в такой компании…”
2003.