Якобинец

– Позвольте?
– Это ты, Балуевский? Который теперь час?
– Восемь с четвертью.
– Входи. Я встал в шестом часу, что-то не спалось. После безвременной и трагической кончины нашего венценосного отца, блаженной памяти императора Александра Павловича, я бы хотел, князь, чтобы мы произвели некоторые, подобающие нашим взглядам, изменения в уставе, особливо касающиеся внутренней караульной службы, возложенной на кавалергардов пажеского корпуса, но ни в коей мере не затрагивающие основополагающие правила, заложенные в оный устав. Для исполнения сего, поручаю тебе подготовить именной указ, что улан потребно заменить кирасирами на внешней линии караулов, а семеновцам передать вахты на городских заставах. Повелеть полковнику Алтуфьеву немедленно прибыть с двумя эскадронами гусар в распоряжение генерал-губернатора для сопровождения экипажей. По указанию канцелярии министра двора так же быть им на вахт-парадах. Выдать им голубые чепраки с вензелем, плюмажи на кивера и новые чехлы. Записал?
– Я все запомнил, Ваше Императорское Величество. Рад видеть Вас в добром здравии. Позвольте покинуть Вас, дабы успеть подготовить указ?
– Постой. Не забыл ли ты именной указ о Петре Колыванове, пожалованном нами титулом барона, орденом Дмитрия Онежского с голубой лентой и имением?
– Все исполнено. Колыванов просил передать Вашему Императорскому Величеству слова верноподданнической благодарности и заверения, что столь желанная награда значит для него много меньше благосклонного внимания Вашего Императорского Величества.
– Хорошо. Завтра на докладе я бы хотел видеть свейского посланника, полагая дело нашей балтийской унии безотлагательным. Передай княгине поздравления по случаю благополучного разрешения от бремени.
– Покорнейше благодарю Ваше Императорское Величество. Сегодня по полудни я должен быть на аудиенции у Вашей августейшей матушки – не соблаговолите ли передать ей что-либо?
– Мы благодарим ее за вишневое варенье, что она третьего дни прислала нам и просим ее внимательнейшим образом следить за своим здоровьем, полагая оное важнейшим из дел государственных, много важнее прочих. Что ее лейб-медик, любезный наш Юлиус, сообщает о ее здоровье? Не прекратились ли мучившие ее кашли? Подействовали ли благотворно венские порошки, кои он прописал?
– Бесценное здоровье императрицы, по мнению медиков, не вызывает ни малейших опасений. Я передам ей слова сыновней благодарности, как было угодно Вашему Императорскому Величеству, и завтра на докладе представлю вам постановление правительствующего сената в согласии с высочайшим повелением.
– Пришло время, Балуевский, положить конец укоренившейся практике помещения офицеров на гауптвахты за малейшие нарушения. Ну да ладно, князь, иди – завтра все это обсудим. Будешь ли ты с супругою на ассамблеях у вдовствующей императрицы?
– Почтем за величайшую честь, Ваше Императорское Величество.
Канцлер откланялся и вышел.
Николай Александрович подошел к окну, постукивая пальцами по стеклу, задумался. Как там великие князья Кирилл и Александр? Давно он не видел их. Как учатся они? Наверное выросли, стали совсем взрослыми. Императрица отдалилась от него, возможно, у нее очередной фаворит. Этим она дает повод для досужих разговоров, что скверно для имени, которое он дал бедной девушке из захудалого голштинского баронского рода. Надо будет, наконец, написать для Фридриха воспоминания о Крымской кампании. Какой бы кунштюк не приготовили для нас немцы, у русского всегда найдется средство от их умыслов. “Умом Россию не понять…” Надо узнать о судьбе этого несчастного де Брюера. Его мать упала в ноги императрице и со слезами на глазах молила о нем. Болтун уже отсидел несколько лет в Шлиссельбурге, и, судя по всему, урок пошел на пользу – больше никаких крамольных речей не ведет, смирился, читает псалтирь. Надо, верно, помиловать его и отправить к Нессельроде в Курляндию. Отведав кнута, этот доморощенный франкмасон в своем вольнодумстве будет поосторожней. Все беды наши от иллюминатов!
Вошел лейб-медик, неся в фаянсовой тарелке лекарства и склянку с водой.
– А, Колыванов? Опять по мою душу? – вздохнув, спросил император.
Лекарь молча протянул пилюли и склянку.
– Не отравите вы тут меня? – полушутя, полусерьезно спросил император, вопросительно глядя на него.
– Нужен ты тебя тут травить, – равнодушно сказал лекарь. – Давай, глотай скорей, мне некогда с тобой болтать.
– Ты, брат, не груби, – примирительно сказал император. – Я ведь на тебя могу канцлеру пожаловаться, он только у меня был.
– Жалуйся кому хочешь. У него работа такая вас, придурков, слушать. Мне-то это зачем за мои деньги? Тут таких, как ты, полный дурдом.
– Согласен. Но отчего ты, любезный, не потребуешь, чтобы тебе повысили зарплату до достойного уровня? Мне давеча говорили, что Путин обещал повысить оклады бюджетникам и отремонтировать психиатрические лечебницы.
– Тьфу, черт! Да жри ты свои таблетки и не п..ди. Дурак – он и есть дурак.
– Да ты, я вижу, якобинец!