Вице-президент “GMX Machinery” Майкл Керман вернулся из Хьюстона, где проходили переговоры с “BROWELL industry Ltd.”. Речь шла о возможном слиянии двух компаний.
Переговоры проходили тяжело. Акции “BROWELL” с апреля начали падать и потеряли сорок процентов. Прокуратура потребовала все данные на счета в офшоре и произвела обыски в офисах, изъяв компьютеры.
Дон Вилсон, бывший президент, оказался замешан в афере с алюминием, в главном офисе случился пожар – сгорели все документы, контрольный пакет почему-то оказался в руках у Фреда фон Укропофф – молодого, смышленного бизнесмена с сомнительными связами и неясным прошлым.
После обвального падения курса акций сменилось руководство. Вилсон, против которого было возбуждено уголовное дело, уехал на лечение в Парагвай. Озлобленные акционеры требовали от правительства вернуть его и посадить. Многие потеряли все сбережения. Было известно о нескольких случаях самоубийств.
Когда переговоры закончились, Фримен, Симпсон, и Керман на джете компании отправились на ранчо, где их уже ждали вышколенная прислуга и красивые, покладистые девочки. Каждому был предоставлен отдельный коттедж, по периметру ранчо было обнесено трехметровым забором и охранялось молчаливыми, вооруженными рейнджерами.
Керману досталась стройная блондинка лет девятнадцати, с хорошей фигурой и холодным взглядом. Она налила ему “скотч” и спросила:
– Будем сейчас делать любовь или хотите сначала отдохнуть?
– А что ты не нальешь себе? – спросил он.
Она налила и выжидательно посмотрела на него. Видно было, что вышколены они здесь превосходно. Неподалеку был небольшой город. Единственный в городе завод закрылся, и в радиусе трехсот миль найти работу было невозможно. Дочери местных фермеров и заводских рабочих были вынуждены искать любой заработок ради куска хлеба.
– Как тебя зовут? – спросил он.
– Саманта.
– Рад встрече. Меня зовут Майкл. Часто тебе приходится развлекать здесь гостей?
Она помолчала, потом ответила:
– Не слишком часто. Я совершенно здорова, мы каждый раз проходим медицинский осмотр – ты можешь не волноваться. Сейчас все боятся подцепить что-нибудь. Но гости у нас очень солидные деловые люди. Все клиенты, как правило, женаты, и мы практикуем только безопасный секс. Ты ведь тоже женат?
– Нет. Ты думаешь, мне стоит жениться? – он улыбнулся.
Она пожала плечами и отхлебнула виски.
– Сколько они тебе платят?
– Двести в день. Но работа бывает только два-три раза в месяц.
– У тебя есть бойфренд?
– Нет. Местные парни пьют. У кого есть мозги, давно свалили из этой дыры. Если бы у меня была возможность, я бы тоже давно уехала. Только куда? Дома больная мать и младшая сестренка. Отец бросил нас, когда мне было тринадцать.
– Он жив?
– Не знаю. Давно уехал. Так даже лучше. А то напьется, дома постоянные скандалы. Вот видишь? – она показала маленький белый шрам на руке – это он. Скотина.
– Скотина, – согласился Керман.
– А ты где живешь?
– В Нэшвилле.
– Давай выпьем, – она дотронулась до его стакана своим… стаканы из толстого литого стекла тихо звякнули.
Они выпили, она снова налила.
– Положить тебе лед? – в ее голосе появились хрипловатые нежные звуки, глаза увлажнились. Она начала заботиться о нем. Он чуть заметно улыбнулся и кивнул. В ней была грация большой дикой кошки. Они посмотрели друг другу в глаза и выпили.
– Ты мне нравишься, – сказала она. – Сколько тебе лет?
– Сорок шесть.
– Ты, наверно, большой босс?
– Не очень. Не самая большая персона в мире. Мы здесь на переговорах.
– Фриман просто так сюда никого не возит. Содержание этого загона стоит ему кучу денег.
– В Асхолле, – она усмехнулась, – …мы называем Ашхилл “Асхолл”, двадцать тысяч в год считается приличной зарплатой. Все бегут отсюда. Все, у кого есть ноги. Едут на Западное Побережье или в Хьюстон. Девчонки мечтают выйти замуж и уехать. Охрану набирают из местных “патриотов” – деревенские идиоты объединяются в полувоенные организации и пытаются понять, по чьей вине они сидят в дерьме. Вечерами пьют пиво и пялятся в телевизор. А причина в том, что они не моют ноги. Скажи: может человек с немытыми ногами процветать? Нет. Это очевидно. Давай, выпьем, Майк. Виски здесь отличный. Может быть, хочешь что-нибудь еще? В гостиной есть бар, фрукты, полно всяких напитков. Ты не голоден?
– Нет… – он увидел, как все медленно движется перед глазами, уловил ее почти неразличимый запах; свет стал ярче. Они случайно оказались в одной лодке и теперь вместе плыли куда-то. Она положила ему руку на грудь, нежно погладила. Потом расстегнула пуговицы на рубашке, ее рука ласкала его, она прикрыла глаза, рот чуть приоткрылся, и он почувствовал, что почти влюблен. Это не было мастерство шлюхи. Она самозабвенно предалась внезапно возникшему чувству – бедная девочка в одиночку старающаяся переплыть реку. Какой подонок ее папаша, что бросил ее. Она совершенно беззащитна.
– Ты так со всеми? – спросил он.
Не открывая глаз, она покачала головой.
– Я тебе нравлюсь? – спросил он и напрягся в ожидании ответа.
Почему-то это его всерьез взволновало.
– Да… – шепнула она.
– Хочешь уехать со мной?
– Да…
– Забрать тебя отсюда? – шепнул он.
Забери… Забери… Take me, Mikе…
Кошкин прочитал рассказ и остался доволен.
– Правильно, Михаил, что вы все-таки перенесли действие на их почву, – сказал он. – Ваш рассказ от этого только выиграл. Так гораздо лучше. Почему, когда мы пишем о себе, у нас всегда какие-то мрачные тона, а когда о них – сплошь восторги? Читателям давно надоела бесконечная чернуха. Можно подумать, что у нас все ужасно, а у них все прекрасно – одни молочные реки и кисельные берега. Я своими глазами видел: в ста километрах от Чикаго такое село – просто караул. Шестнадцатый век. И бухают они будь здоров. Вы были в Киото? Везде есть свои… это… Понимаете?
– Хорошо там, где нас нет, – дипломатично ответил Фридман.
И оба задумались над глубоким смыслом этих слов.
