Абрамович

Михалыч в майке-тельняшке сидел на кухне спиной к окну, когда хлопнула дверь. Перед ним на газете были разложены селедка, вареная картофелина в мундире, несколько ломтей ржаного хлеба, соленый огурец, трофейный немецкий штык-нож и луковица. В стороне скромно стояла зеленая бутылка с самогоном, и рядом – граненый стаканчик на 175 грамм. Самогон Михалыч гнал с 1976 года, как вернулся из армии и женился – тесть научил, царство небесное.
Он налил стаканчик, шмыгнул носом и тут на кухню вошла Танька.
Татьяне было за тридцать, бабенка была видная, все при ней. После смерти жены они жили вместе и почти не разговаривали.
– Квасишь? – спросила Татьяна, – я замуж вышла. Завтра приведу знакомиться. Будь дома.
– Завтрева я вопще-то… – начал Михалыч, но она перебила:
– Короче, все договорено. В четыре-полпятого он приедет. Мы с Люськой тут приберем, приготовим что надо, ты синий костюм надень, рубашка там у тебя есть. Надо, чтобы все было на уровне. Я ему сказала, что ты специалист по холодильным установкам. Ты про себя говори поменьше и смотри не наклюкайся. Понял?
– Как его хоть звать-то? – растерянно спросил Михалыч.
– Аркадий Романович. Я в положении. 16 недель.
– А фамилие?
– Абрамович.
– Йехпт…
Михалыч поперхнулся и уронил стакан. Стакан, тихо звякнув, упал набок, самогон вылился на газету.
– Ты чо, теперь будешь Татьяна Абрамович?
– Какая разница. А что, Баландина лучше?
Михалыч вздохнул, промокнул хлебом самогон и стал медленно жевать, задумавшись о чем-то.
– Жить-то меня к себе возьмете? – как бы безучастно спросил он, почти наверняка зная ответ: “может потом, когда все устроится, сейчас есть разные обстоятельства, мы скоро уезжаем.” За немытым окном нарисовалось безрадостное одиночество и помахало голыми ветками.
Татьяна открыла холодильник, налила в чашку кефир “ИГ Фарбениндустри” и с наслаждением выпила, оставив, как в детстве, на верхней губе смешные белые усы.
Михалыч очистил луковицу, умело порезал, взял колечко и заел. На глаза навернулись слезы. Он налил полстаканчика, поднял:
– За здоровье молодых!
– Жить мы здесь будем, – сказала Татьяна, ставя чашку на стол.
– Йепхпт… – поперхнулся новостью Михалыч, стаканчик глухо звякнул об стол, лужа на газете заметно выросла, самогон тонкой струйкой стал стекать на пол. Михалыч молниеносным движениенм схватил и подставил стаканчик.
– А он сам откуда?
– Из Камышмы. Мышекамское ИТУ 12-58. Весной откинулся.
– Где ж ты с ним познакомилась?
– Через Наташку. Он ей привез от Сашки маляву.
– Кто он хоть по профессии?
– Он… ну это… обналичивает.
– А лет-то ему сколько?
– 45. Британские ученые определили, что это оптимальное соотношение – когда мужчина старше лет на пятнадцать.
– А дети у него есть?
– Сын в Израиле. Начинающий адвокат. Мы к нему весной поедем, он к этому времени освободится, покажет нам страну.
– Занятый, видать, человек… – с пониманием сказал Михалыч. – Адвокаты они…
– Он сейчас в тюрьме, – сказала Татьяна. – Срок кончается в мае.
– Йепт! – хрюкнул Михалыч. – Бздынь! – негромко звякнул о пол стаканчик.
– Че, руки уже не держат? – сказала Татьяна. – Подожди, сейчас принесу тряпку, подотру.
– Я, это… – сказал Михалыч. – Выскользнул. К счастью, не разбился.
– К счастью должен разбиться, – из туалета возразила Татьяна. Вскоре она появилась с тряпкой: – Подними ноги.
– Ты хоть знаешь, по какой статье твой муж отбывал? – спросил Михалыч, ставя на стол стаканчик и наполовину наливая его. Он вроде и не пил, но голова кружилась, и все казалось нереальным.
– 105, часть первая.
– Совет да любовь! – сказал Михалыч и поднял стаканчик. – А что это за статья? – неосмотрительно поинтересовался он и глотнул.
– Убийство, – буднично сказала Татьяна. – Без отягощающих.
Михалыч подавился, закашлялся, уронил стаканчик, замахал руками и выскочил из-за стола.
Через несколько минут он вернулся с красным лицом, в слезах и сорванным голосом хрипло спросил:
– Как же мы тут все жить будем, а, доча? Мы же тут все не поместимся. Ты хоть предупредила Абрамовича, что у нас однушка?
– Он сказал, что это вообще не вопрос, у них в Бутырке тоже была однушка, и 12 человек там жили нормально.
– Так ведь то тюрьма, доча. А мы-то пока еще типа не, это… как бы не того… Он что, квартиру купить не может?
– На нем висит долг 5 лимонов. Семье убитого должен выплатить компенсацию.
– Стаканчик там мой не разбился?
– Цел твой стаканчик.
– Советский еще. Сейчас такой хрен найдешь. Он хоть содержать тебя сможет?
– Без проблем. У него старший брат в Америке. Он ему бабло подгоняет. И с общака на поддержку штанов нехило отстегнули.
– Дай, доча, пройду к своему месту.
Михалыч налил самую малость на дно стаканчика. Отрезал кусочек огурца, селедочки, разрезал картошку.
Прежде, чем выпить, он осторожно спросил:
– А братец его чем в Америке занимается?
Он в Калифорнии, известный финансист, – сказала Татьяна, тыльной стороной руки вытирая кефирные усы. – Кончил Гарвард. До этого долбаного кризиса Йорам работал консультантом по инвестициям в Грим фючер инвестмент банк оф Санта Клара.
– А сейчас чем занят Йорам? – уважительно спросил Михалыч, поднимая стакан.
– Со среды дома. На следующей неделе его адвокаты обжалуют приговор в федеральном суде. Если не скостят, через 20 лет откинется по половинке.
– Ему там сороковник навесили? Щедро. За какие заслуги? Видно сбацал что-то выдающееся.
– Прокурор ваще просил 97 лет, – сказала Татьяна. – В апреле Санту Клару пришлось ликвидировать – город за долги пошел с молотка вместе с полициейским департаментом, университетом и пожарной командой. С трудом спасли от банкротства Сан-Франциско, Сан-Диего и Лос-Анджелес. Размер дефицита бюджета эксперты для наглядности сравнили с Большим Каньоном. Китайцы предложили Шварценеггеру за штат 15 тысяч долларов наличными и бесплатно термос и чесалку для спины для каждого совершеннолетнего калифорнийца, родившегося после 4 июля 1979 года (день, когда Йорам с родителями прибыл в Америку). Калифорния выскочила из этой истории в чем мать родила. Йорам говорит, что на бирже его подставили какие-то итальянцы. Там тюрьмы не такие убогие, как у нас. Прикинь, пап, камера на двоих, кондиционер, кабельное телевидение, Интернет, нормальное питание, посылки и ларек без ограничений. Через 15 лет на общий режим – там ваще санаторий. Сауна, тренажерный зал. Нам до них… Если бы его родители вовремя не увезли из Совка, что бы ему тут светило? Максимум – работал бы скрипачом в мухосранском кукольном театре.
– Да… – грустно согласился Михалыч. – Убери со стола, я сегодня пить не буду. Чет не идет. Пойду перед домом посижу на лавочке, голова прям как не своя, все кружится.
– Иди, я уберу, – сказала Татьяна. Настроение у нее было замечательное. Когда Михалыч выходил к лифту, она пела: красотки, красотки, красотки кабарэ, вы созданы лишь для развлеченья…