Присутствие

Леха пил. Мутная серая одурь тянулась долгими днями. В зеркале на него смотрела опухшая тоскливая морда с немым печальным вопросом в заплывших глазах: “Зачем живу?”. Кристина ушла, он остался один. Постепенно он начал понимать, что нужен ей был лишь на время – как средство где-то перекантоваться. Огляделась, нашла того, кто ей больше подходит, и ушла. Без криков, ссор, выяснений отношений, без скандалов. Равнодушно, деловито – это было самое ужасное. Он когда-то читал, что римские матроны ходили обнаженными перед рабами – не считали их людьми. Он нашел тюбик с кусочком темной помады, понюхал и заплакал. Он любил ее. В этой любви не было ничего рационального. Он знал, что она ограничена, расчетлива, равнодушна. Знал, что не любит и не способна любить никого, даже себя. Она росла в таком же дворе, как и он, играла с мальчишками, орала до хрипоты, бегала писать в подъезд и была бедной, вечно полуголодной, никому не нужной. Когда она стала превращаться в женщину, она восприняла это как что-то совершенно ненужное и мешающее жить. К интересу мужчин, который она стала вызывать, она относилась с холодным любопытством. В душе она так и осталась дворовым мальчишкой. Ее женственность была лишь какими-то малоприятными возможностями, которые бедный человек вынужден использовать, чтобы не пропасть. Он понимал, что и их встреча была для нее лишь какой-то возможностью – не более. Они сошлись случайно, как два чужих человека. Познакомились в ресторане. Она сидела одна, курила, пила кофе. Он подошел, попросил разрешения присоединиться.
Она, окинув его взглядом, согласилась. На эстраде певица танцевала и пела бесконечно повторяющиеся слова: “Обними, проводи, обними. Только не уходи. Проводи, проводи, только не уходи”.
– Не откажетесь поужинать со мной? – спросил он.
Она кивнула. Он сделал знак официанту, тот подошел, наклонился, изобразил внимание.
– Дайте меню, пожалуйста.
– Сейчас принесу.
Вскоре официант вернулся и положил перед ним закатанный в пластик согнутый в середине лист. Он положил его перед ней. Она спокойно и внимательно все просмотрела, потом полу-вопросительно сказала:
– Я возьму. Здесь есть салатик и сок.
Он понял, что она не хочет вводить его в расход, проявляет деликатность.
– За компанию с вами я съел бы стейк. А салатик – это само собой. На закуску, как говорится.
Это нелепое присловье “как говорится” прозвучало глупо, но она не обратила внимания. Впрочем он понимал, что выглядит и ведет себя как обычный серый пошлях с жалкими претензиями на светскость.
– Ну, так как – стейк?
Она неопределенно пожала плечами и ухмыльнулась: “Хочешь погусарить? Знаем мы эту программу…Потом предложишь водочки за знакомство, потом пригласишь в свою конуру. Даже если это большой дом, все равно конура. Какая-то деталь выдает. Дурацкая итальянская мебель или цвет стен. Какая-нибудь картина в золоченой раме. Беспризорник всегда заметит эту деталь. Штрих неистребимого сиротства и ненужности. В своей тачке начнешь хватать за колено, недвусмысленно намекая о своих ожиданиях… Все они такие. И даже не такие – все равно такие. Смесь наглости и неуверенности в себе. Убогие попытки произвести впечатление. Ну, ладно. Пусть будет бифштекс. А потом посмотрим. Бедный всегда пытается обокрасть бедного”. Жизнь научила ее одной мудрости – не загадывать и не надеяться. Шаг за шагом. “Пока – вечер, сидишь в тепле, громкая музыка, ужин. Расплата за это – делать вид, что слушаешь, что он говорит. Выпьет – начнет рассказывать про то, какой он несчастный или наоборот удачливый и богатый. Обычная рожа, каких миллионы. Миллион алых рож… Обслюнявит, заснет, будет храпеть. Утром будет отводить глаза, ждать когда уйду. Через несколько дней побежит к врачу – проверить, не случилось ли что с его драгоценным здоровьем. Потом когда-нибудь позвонит или предложит своему приятелю. Будь они все прокляты. Скоты”.
– Вы давно здесь?
– В ресторане?
– Да нет, в этом городе.
– Два дня.
– Где остановились?
– Пока нигде. Надо найти работу, снять комнату. Ночевала у подруги, но послезавтра возвращается ее муж… Пошла бы в какой-нибудь мотель, но денег почти нет. Ну, ничего, что-нибудь придумаем.
– Хотите у меня?
Принесли бифштексы, салат, бутылку красного вина.
– За знакомство! – Он улыбнулся.
– Я не пью.
– Даже вино?
– Да.
Она молча, медленно, сосредоточенно ела. Так едят люди, живущие впроголодь.
Он искоса наблюдал за ней.
Настала ночь. Они вышли из ресторана. На его предложение поехать к нему она согласилась кивком – спокойно и без жеманства. Окинула взглядом его машину – последний штрих к портрету джентльмена из совков. Какая разница, где и как мы живем? Что меняется?
В квартире прошла в ванную, вскоре вышла оттуда совершенно обнаженной и вопросительно посмотрела на него. В ее наготе была какая-то концлагерная беззащитность и обреченность. Он встал перед ней на колени, заплакал и попросил стать его женой. Впервые в жизни пронзительно, до дна своего существования он полюбил. Сразу и навечно. Так любят, когда вдруг понимают и чувствуют родство, печальное космическое братство обокраденных людей. Первый шаг к свободе.
– В чем смысл этой жизни? – спросил он утром.
– Присутствие, – подумав, сказала она. – Просто присутствие. Невозможно “делать любовь”. Это или есть или нет. Как жизнь – или есть или нет. Потом это понимаешь.
– Ты меня любишь?
Она обняла его.
Она ушла через неделю. Вышла за хлебом и не вернулась. Всю эту неделю она была счастлива. Она старалась не показывать это, чтобы не привлечь к себе внимание невидимых, зорко наблюдающих за распределением счастья таинственных сил. Лишнее внимание опасно. Все хорошее быстро кончается. Один день счастья. Надо сделать вид, что ничего особенного не произошло. Еще один день. Это не воровство – маленькая хитрость. Когда она возвращалась, ее сбила машина. Она успела подумать: “Как далеко надо уехать, чтобы стать собой”.