В конце 60-х Лев Гарневич учился в “Мухе” на одном курсе с Мартой Эрикой Вейлье Соурис из Швейцарии.
О том, что Швейцария прекрасна знали все и было не понятно почему девушка из обеспеченной семьи выбрала для учебы далекую “страну вечно-зеленых помидоров”.
Неожиданностью для Гарневича стало, когда она сказала, что в 16 лет вступила в компартию и швейцарские товарищи помогли получить место в советском ВУЗе.
Выбирать можно было любой, она выбрала “Муху”.
Обучение в СССР было для всех бесплатным, к тому же, иностранным студентам платили стипендию – 90 рублей в месяц и, за символическую плату, предоставляли места в общежитии.
Советские студенты получали стипендию от 24 до 27 рублей, отличники – 40, а “ленинские стипендиаты” аж 60.
90 рублей получал аспирант. Часто, на эти деньги он жил с семьей. Нормально поесть в столовой можно было на рубль, так что иностранцы не бедствовали.
Марта была из немецкой части Швейцарии, из кантона Цюрих.
На каникулы уезжала домой, вернувшись ничего не рассказывала о жизни тамошних обывателей.
Вела себя скромно, была немногословна. На студенческих вечеринках тихо сидела в углу, могла принять приглашение на медленный танец, не пила и не курила. Она была замужем за таким же тихим швейцарцем, который тоже учился в Питере.
Союз развалился и все разъехались. Гарневич оказался в Израиле, потом в Нью Йорке. Он работал в малых формах, имел мастерскую в Бруклине, отливал в бронзе свои скульптуры, пытался продавать, но безуспешно. Неунывающий Володя Фаберже предлагал наладить отливку копий Лансере для ничего не понимающих разбогатевших лавочников, но Гарневич брезговал и лишь однажды согласился сделать модель для лампы в стиле Арт Нуво. Публика, с которой приходилось иметь дело, вызывала отвращение. Он замкнулся в себе, похоронил родителей, жена бросила его, потом ее многие бросали и она осталась всеми забытая на обочине пролетающей жизни
Однажды Гарневич в антикварном магазине познакомился с Яном – тоже из Питера. Тот заинтересовался его работами, зашел к нему в мастерскую, купил, не торгуясь, одну скульптуру и пригласил в ресторан. Он расспрашивал его о тех, давно прошедших днях, внимательно слушал и, как оказалось, хорошо знал “Муху” и многих ребят.
По странному совпадению, он знал и Марту, но почти ничего о ней не сказал, только улыбался в усы, курил дорогую сигару и неспешно попивал коньяк. Обмолвился, что несколько раз видел ее в Цюрихе, где он бывает по делам и предложил ее телефон – как-никак старые друзья.
Гарневич обрадовался, поблагодарил и записал номер.
Через какое-то время он ей позвонил и они долго говорили по-русски и вспоминали те времена и общих знакомых.
Марта пригласила его в гости и он решил съездить.
Она встретила его в аэропорту и отвезла домой, где жила с мужем.
С Куртом они давно развелись и она вышла замуж за Фридриха Иохима Гадеса, лингвиста и арабиста.
Фридрих и Марта говорили с ним по-английски, но, когда они оставались вдвоем, говорили по-русски и смеялись всяким пустякам.
Гарневич неожиданно почувствовал себя молодым и веселым, как тогда в Питере.
Каждый вечер Марта и Фридрих смотрели и обсуждали новости из Германии. Фридрих остро реагировал, глядя на репортажи о беженцах из Сирии – он сочувствовал сирийцам, но, в то же время, возмущался нападениям наглых и агрессивных арабов на немцев, особенно на немок.
Комментируя за ужином новости о нападениях на женщин, он сказал, что во всем виноват Израиль, так как именно Израиль создал в регионе напряжение, которое стало причиной “арабской весны” и повлекло за собой военные действия в Сирии.
– При чем тут Израиль?… – искренне удивился Гарневич, почувствовав, как что-то прилетело в его огород.
Фридрих, волком глядя на него, пояснил:
– Арабы доведены до крайности многолетним геноцидом их единоверцев в Палестине.
– А почему тогда они взялись за немок, в стране, которая их приютила? – спросил Гарневич. – И какое отношение к Палестине имеют живущие в Израиле арабы? Они что, филистимляне? Те исчезли тысячи лет назад, а название придумали римляне, чтобы уничтожить само слово Израиль. И откуда взялся геноцид? Разве евреи убивают арабов?
– Каждый день. – жестко отрезал Фридрих.
– Я тоже смотрю новости, – возразил Гарневич, – но если арабов и убивают, то защищаясь от нападений. Если же кто-то нападает на арабов, то полиция ищет преступников и отдает под суд.
– Евреи явились туда и выгнали ара… палестинцев из домов и захватили их землю. Сейчас уже 5 миллионов палестинских беженцев.
– Евреи всегда жили на своей родине. Есть много исторических фактов. А где гельветы, коренное население Швейцарии? Есть немцы, французы, итальянцы, их языки. А где гельветы-то? – дружелюбно поинтересовался Гарневич, поедая салат.
Фридрих стал бурым. Боковым зрением Гарневич видел, что Марта смотрит на него с ненавистью, приоткрывая и закрывая рот.
– Все крупные корпорации и банки принадлежат евреям. Они поддерживают Израиль. Это тайное мировое правительство, заговор капиталистов против трудового народа планеты. Мы с Мартой познакомились, когда в Швейцарии молодые люди решали: они за капиталистов или за левых. Мы были против капитализма и такими остались. А вы… ненавидите Советских Союз – страну, в которой победил пролетариат. Единственную надежду трудового народа планеты.
– Мафия там победила, а не пролетариат. Пролетарии, как всегда, пролетели и получили шиш с маслом. В правительстве ни одного рабочего или крестьянина не было, а вся верхушка большевиков – сплошь уголовники. На какие шиши Ленин жил в Швейцарии? Кто посылал ему и его соратничкам сюда деньги? Будете гренку? Если нет, я беру.
– Вы антикоммунист? Отвечайте прямо. – сказал Фридрих. Он взял кухонный нож и стал точить специальным поварским штырем.
– Я гражданин Соединенных Штатов Америки. – сказал Гарневич. – Мы верим в демократию и свободу. Ни к какой партии я не принадлежу. Нож острый, я проверял – я им хлеб резал. Можете его не точить.
– Вы живете в нашем доме бесплатно, едите нашу еду и не принимаете участие ни в чем. Только “спасибо”, “пожалуйста” но мы, швейцарцы так не делаем. Если мы у кого-то в гостях и нас кормят, мы стараемся во всем принимать участие и помогать. Это наш обычай.
– Весьма сожалею, если чем-то вас огорчил. – сказал Гарневич. – Я должен откланяться, у меня самолет. Большое спасибо за все.
– Какой самолет? – удивилась Марта.
– Большой. Американский. Боинг 777.
– Ты же сказал, что будешь …
– Планы неожиданно изменились. Пришло сообщение от мирового правительства: советуют доесть гренку и срочно вас покинуть, дорогие товарищи.
От встречи с Мартой Эрикой Вейлье Соурис-Гадес в его памяти остался только мрачный кот Люстиг (Весельчак-нем.), который, после того, как хозяйка свозила его к ветеринару, целыми днями сидел под столом, не позволяя никому до себя дотрагиваться.
