Жил-был старик. Старуха давно померла и он один воспитывал трех сыновей.
С утра работал на одной работе, днем на другой, вечером на третьей, а ночью подрабатывал сторожем – ходил в тулупе зимой и охранял дачу Рябушинского.
Долго ли коротко, выросли детины родителю на радость, людям на заглядение. Все девушки по ним сохли.
Старший – умный, пригожий, окончил ешиву, учился на кантора. Средний – ловкий, работящий, смышленный, устроился помощником к портному. Вскоре ему уже доверяли кроить ермолки и вшивать подкладки в лапсердаки. А младший был веселый, сорвиголова – любил выпить, спорт, карты и вечно с кем-нибудь дрался. Мечтал стать полицейским или гангстером – все равно, лишь бы дрались и стреляли.
Шло время. Однажды к старику обратился незнакомый человек, странник:
– Вы не подскажете, который теперь час? – спрашивает он, а сам улыбается в усы и смотрит с хитрецой.
Старик вынул серебряные часы с крышкой, которые ему достались от отца, открыл, посмотрел и говорит:
– Пятнадцать минут четвертого. А вы сам из каких мест будете?
– Я иду из Санкт-Петербурга в Киев, – степенно отвечает странник. – У меня в Киеве живет племянница Хава Ципенберг, может, слышали? Хочу ее навестить. Брат умер, осталась она одна с матерью. Надо помочь.
– Да, тяжело женщинам без мужчины в этом мире, – согласился старик. – Как же они живут, на что?
– Брат был ювелиром, оставил кое-что. Еще ее внукам хватит. Я у него брал в долг, хочу им вернуть.
– Тогда другое дело, – опять согласился старик. – Сколько лет Хаве, и хороша ли она собой?
– Лет ей 14, и собой она так хороша – просто глаз не оторвать. Все парни от нее без ума. Ее звал замуж сын владельца самого большого магазина восточных ковров и швейцарских сыров. Но она сказала, что собирается учиться на бестужевских курсах и посвятить свою жизнь заботе о бедных. Он крестился, уехал в Гамбург, поступил в университет и застрелился.
– Какое горе! – сказал старик. – Несчастные папа и мама.
– Не говорите! – согласился странник. – А чья это фотокарточка у вас на комоде?
– Это мой старший, – с гордостью сказал старик. – Шмуль. Скромный, умный, хорош собой, учится на кантора. Когда он поет, все замирает – даже мух не слышно. Сам околоточный надзиратель плакал и кулаком вытирал слезы. Он из кантонистов, толк знает. У меня есть еще одна карточка, поменьше, я вам дам с собой. Покажите вашей племяннице – может быть, он ей глянется, и они познакомятся. Кто знает…
– Кто знает… – согласился странник и взял карточку.
– Если есть у вас на примете пригожие девушки, у меня три сына, – сказал старик. – Кроме Шмулика еще Шая и Аркаша. Шая учится на портного. Портной Израиль Соломонович сказал, что толк из него будет. Может из ничего сшить ермолку. Мне перелицевал старый костюм – теперь он как новый. Только застегивается не слева направо, а справа налево. Но беда небольшая – у меня отец всю жизнь так ходил.
– У меня тоже, – сказал странник. – Бедность не порок. Кстати, у меня три дочери, старшая замужем в Вильно, трое детей, средняя читает книжки, играет на гитаре и хочет стать актеркой, а младшая – совсем ребенок, мечтает сделать революцию, чтобы все отнять у богатых и раздать бедным. Я думаю уехать в Америку, пока она не перешла от теории к практике.
– Мой младший такой же непоседа, – сказал старик. – Ему семнадцать лет. О него спички зажигать можно. Может быть их познакомить?
– Я за Соней даю хорошее приданое, – сказал странник. – У нас есть большая дача в Парголово, я куплю им квартиру. Может она родит мне пару-тройку внуков и успокоится. Откуда это у них: отнять у богатых и отдать бедным? Разве бедные не от того бедные, что или мало работают, или все у них из рук валится? Не спорю, бедным надо помогать. Но никакого богатства не хватит, чтобы сделать их обеспеченными людьми. Их же намного больше, чем богатых. К тому же все непременно разворуют.
– Каждое поколение хочет построить новый мир – лучше и совершенней прежнего. Но мир стар, да и люди быстро стареют. Мне было очень приятно с вами познакомиться. Сразу видно культурного и образованного человека. Буду ждать от вас весточки.
– Непременно. Возможно, заеду на обратном пути.
На улице послышались крики, и мимо беседующих промчалась пролетка, на которой стоял, нахлестывая лошадь и оглядываясь назад, черноволосый юноша с горящим взором.
– Это Аркаша – мой младшенький, – вздохнул старик.
Тяжело дыша и придерживая шашку, мимо пробежал толстый городовой. За ним бежал извозчик. Слышались заливистые свистки – из подворотен выходили дворники в белых фартуках и свистели вслед.
– Вы тут интересно живете, – сказал странник. – Соне он наверняка понравится. Что вы думаете о возможности революции? Вы думаете, это реально?
– Не хочу вас пугать, но мне кажется власть, которую все ненавидят, не может держаться бесконечно. Так что все может быть. Молодежь не хочет жить и всего бояться. Никакими жестокостями ее запугать нельзя. Это другие люди. Они не хотят так жить. А эти так власть просто не отдадут. Будут держаться зубами. Безграничная власть в огромной стране – кто ж ее отдаст… Ходят слухи о готовящихся погромах. Черносотенцы перешли к террору. И государь, и наследник носят значки союзников. Это не лечится. Я думаю, все кончится большой кровью. Возможно, будет война.
– С кем? Опять с турками?
– Не знаю. Война всегда начинается неожиданно. Без видимой причины – как снег на голову. Мне кажется, что весь мир сейчас в ожидании войны. Если есть возможность, лучше отсюда увезти детей.
– Легко сказать… – задумчиво произнес странник. – Здесь уже 300 лет эта династия и еще 300 лет может продержаться. В Европе сейчас России никто противостоять не может: кайзер – родной дядя императора, молодая императрица – племянница английской королевы. А у Германии военный союз с Австро-Венгрией. С Японией подписан мир. Бунтовщиков перевешают или отправят на каторгу, как поляков, и все кончится ничем. Не с китайцами же воевать… Но кто знает…
– Кто знает…
