Можно только позавидовать людям, которые могут проследить свою родословную чуть ли не до Всемирного потопа. Согласитесь, ведь приятно, наверное, водить по своей квартире или дому гостей, показывать портреты предков, их вещи и рассказывать трогательные истории из их жизни. Как утверждают специалисты, изучение прошлого своей семьи – дело весьма увлекательное. Стоит только начать, дальше все само пойдет. А уж если в семье есть свой летописец – это просто подарок судьбы. Мне приходилось общаться со столетней хранительницей семейных традиций, бабой Лизаветой, из глухой архангельской деревни, которая проследила историю своей родни вплоть до 18 века, и все они были крестьяне. «Порой, бывало, чуть ли не полхутора носили одну и ту же фамилию, и среди них с особым почетом говорилось: вона, род какой, как корни дуба. Энти не переведутся». А вот кого «перевели» на Руси, так это дворянское сословие. И лишь в семейных хрониках остались зыбкие воспоминания детства.
Я люблю вспоминать свое детство. Родилась я на окраине Москвы, в частном доме с огромным вишневым садом и двумя райскими яблонями. Каждую осень бабушка варила варенье из этих маленьких яблок с золотой мякотью, и получались они прозрачные с крошечными коричневыми косточками внутри, которые оставались на палочке, за которую каждое яблочко отправлялось в рот. И пили мы чай с этим вареньем из огромного серебряного самовара с фамильным гербом на начищенном боку, потому что бабушка моя была графиней Орловой. Рассказывать про свое происхождение она не любила, как я потом поняла, по двум причинам. Во-первых, на дворе были времена постисторического материализма, а во-вторых, она слишком много потеряла, чтобы каждый раз бередить свои душевные раны воспоминаниями. Но, несмотря на тридцать три несчастья, свалившиеся на ее голову, я ни разу не слышала, чтобы она хоть на кого-то подняла голос или вышла из себя, хотя мои двоюродные братья, сыновья маминой старшей сестры, любили не только подшутить над ней, но и (в силу своего возраста) поиздеваться.
Мы жили в этом доме большой семьей: бабушка, мои мама и папа, мамина сестра с мужем и двумя сыновьями. Когда-то этот дом был прабабушкиной дачей. Их туда выселили из особняка, который стоял в самом центре Москвы, на Берсеневской набережной, окна его выходили на Храм Христа Спасителя. Туда, на воскресные и праздничные службы, ходила вся семья, включая многочисленных дядьев, теток, крестных родителей, до тех пор, пока его не снесли. Когда бабушка вспоминала все это, то мыслями была явно где-то в далеком и нереальном для меня прошлом, грустнела и замыкалась в себе. Я была слишком маленькой, чтобы осмыслить все, что я слышала от нее, но достаточно большой, чтобы запомнить все ее немногочисленные рассказы.
Каждый понедельник мама отвозила меня в шестидневный садик, но бабушка Маня ехала на следующей электричке и забирала меня домой. Ей было жаль меня, потому что я очень плохо ела, да и кто расскажет столько сказок. Она их знала бесчисленное множество. И еще я очень любила ее хороводы, вырезанные из цветной бумаги. Повторить за ней у меня никогда не получалось – уж слишком замысловатая техника! Ведь бабушка закончила престижную Московскую Жировскую гимназию, аналог Смольного в Петербурге. Их там не учили теоретической механике, зато учили быть хорошими женами и матерями. Бабушка умела все! Она знала иностранные языки, пела, играла на рояле, шила, вышивала, танцевала, готовила, знала много сказок и поучительных историй, в которых уважение друг к другу и человеческое достоинство очень ценилось. Я очень любила ее сказки! А еще я любила слушать шум закипающего на печке чайника и смотреть на огонь через огромного размера рубин. Этот рубин – то немногое, что осталось от фамильных драгоценностей, «ушедших» в Торгсин за пенициллин от воспаления легких для мамы и ее сестры, да на еду…
Дедушка загадочным образом исчез, и это в семье не обсуждалось никогда. Оттепель оттепелью, но память у всех была очень хорошая, и все знали, чем разговоры могли закончиться. Дедушка был архитектором, и последним местом его работы было здание Речного вокзала. Оно и стало его памятником. Бабушка осталась одна с двумя детьми. Единственным средством к существованию были фамильные драгоценности да столовое серебро, от которого только самовар и остался. А еще от прошлого остался гараж в саду. У дедушки когда-то была машина. Потом гараж пустовал, если не считать кучи хлама, среди которого мы с братьями любили покопаться. Однажды с самой заваленной полки мы извлекли тубус, внутри которого хранился свернутый папирус с генеалогическим древом графов Орловых. Мы долго сидели и рассматривали крошечные, тщательно вписанные в медальоны портреты предков с подписями имен и титулов, пока не получили нагоняй от мамы, которая не могла дозваться нас к обеду.
Позже вокруг нашего «дачного поселка» стали строить хрущевские пятиэтажки, куда нас и переселили через несколько лет. При переезде буквально на одну ночь перенесли всю мебель и домашнюю утварь в гараж. Когда за ней вернулись, гараж был вскрыт, и там уже ничего не было, кроме старой посуды. Ни тубуса, ни самовара тоже не оказалось. А ведь они были последней ниточкой, связывающей бабулю с прошлым. На нее было жалко смотреть. Слезы блуждали по всем морщинам на ее лице. Мы утешали ее, как могли, говорили, что «хлам» этот нам вовсе не нужен в новой квартире. Ох, как мы были неправы!
Время безжалостно уничтожает все на своем пути, даже камни. И все же у людей есть память, над которой время бессильно, если передавать ее своим детям и внукам, а те, в свою очередь, – своим внукам. Я считаю, что каждый должен знать историю своей семьи и гордиться ею. Нам всем без исключения есть чем гордиться! У кого-то предки – графы, у кого-то – кузнецы, у кого-то – крестьяне. Все они заслужили, чтобы о них помнили.
Татьяна КАРСОНОВА
