Умирал старый еврей… Чтобы вы не подумали, что это анекдот, назову имя покидавшего мир людей и денег: Наум Соломонович Энтин. Как было принято в советской медицинской практике, выздоравливающих и умирающих старались поскорее выписать из больниц, чтобы освободить занимаемые ими койко-места. По этой причине Наум Соломонович угасал дома, на дореволюционном дерматиновом диване. Он по одному вызывал к себе родственников и что-то говорил каждому.
– Бога нет, но надо жить так, как будто он есть, – сказал Наум Соломонович внуку Гарику. Потом он пошамкал бело-желтыми губами, пошарил костлявыми узловатыми пальцами на тумбочке, взял лежавшую там канцелярскую скрепку и протянул её внуку: – На!
Скрепка была необычная – вся голубая, наверное, заграничная, поэтому Гарик её не выбросил, а сунул в стеклянную банку со значками. Эти значки он собирал по всему Советскому Союзу. Приедет в какой-нибудь город, первым делом идет в газетный или сувенирный киоск и покупает значок с гербом города, если таковой имеется, или просто с названием. Сначала коллекция умещалась в майонезной баночке, но потом ее пришлось сменить на более вместительную поллитровую банку из-под баклажанной икры.
Частые командировки объяснялись тем, что Гарик был специалистом по АСУ – модным в то время автоматическим системам управления. Он разъезжал по городам и весям с лекциями о преимуществах этих никем не виданных штуковинах. Одна из популярных брошюр, написанных с его участием и во множестве лежавших на книжных прилавках, называлась так: “Все об АСУ”. Друзья Гарика превратили это не совсем благозвучное название в его прозвище.
Значки Гарик собирал для сына, которого у него не было, но которого он страстно хотел. Однако его жена Валя очень долго никого не рожала. Была она очень тихой, очень скромной, с постоянным выражением готовности расплакаться на лице. В конце-концов она родила дочку, вся расплылась и стала не по годам толстой и рыхлой. А дочка быстро выросла, но значками не интересовалась.
На поминках Наума Соломоновича все вспоминали, какой он был добрый и как всем лечил зубы – и родным, и знакомым, и соседям.
Прошло десять лет. Гарик стал зам. зав. лаборатории, приходилось иметь много дел с чиновниками всех мастей. Как-то, разбирая домашнее барахло, он наткнулся на банку со значками и увидел в ней небесно-голубую скрепку. Гарик задумался. Видимо, дед не сбрендил перед смертью, а напротив, обрел высшую мудрость. Вручая внуку скрепку, он как бы осуществлял связь времен и поколений. Скрепка была, вероятно, неким символом соединения и приведения в порядок. Её голубизна даже навевала мысли о сионизме.
Приглядываясь к людям, с которыми сталкивали его служебные обязанности, Гарик стал замечать, что все они по-разному относятся к скрепкам. Некоторые постоянно их крутят и ломают. Другие, напротив, аккуратно складывают в коробочки и, похоже, копят. Секретарша его шефа соединяла скрепки в длинные цепи и украшала ими стену у себя за спиной. Их министерский куратор ковырял скрепками в ушах. Многие разгибали скрепки, превращая их таким образом в зубочистки. Попадались и такие, кто использовал скрепки по назначению. Они, кстати, первыми стали уезжать.
Уехал и Гарик с семьей. Вена – Рим – Торонто. Началась новая, совершенно другая жизнь.
– Мама! Я проклинила вашу усыпальницу. Что еще?
– Не проклинила, а пропылесосила, и не усыпальницу, а спальню! – поправлял дочку Гарик, но та только фыркала:
– Leave me alone!
Мыкаясь вначале без работы, Гарик подолгу сидел в шикарной университетской библиотеке, перечитывая запрещенные на оставленной родине книги диссидентов и восполняя пробелы в своей профессии. От избытка свободного времени он даже написал небольшое исследование о скрепках. О том, что европейские стряпчие в XIII веке скрепляли бумаги коротким отрезком ленты, протянутой сквозь прорезь в верхнем левом углу листа бумаги. И о том, что изобретателем канцелярской скрепки принято считать норвежца по имени Йоган Ваалер. Поскольку в Норвегии в то время не было системы патентования, Ваалер запатентовал свое изобретение в Германии в 1899 году. И о том, что со времени Второй мировой войны и до сих пор норвежцы носят канцелярские скрепки, прикрепляя их к одежде. Так они демонстрируют свой патриотизм.
Статью о скрепках Гарик направил своему приятелю, работавшему в редакции Большой Советской Энциклопедии, в Москву, но ответа так и не дождался.
“Ох, уж эта российская манера не отвечать на письма! – досадовал Гарик. – До революции эпистолярный жанр процветал. Почти все, что нам стало известно о жизни знаменитых людей прошлого, донесли частные письма. А после нашествия кухарок и недоучек люди разучились писать письма. Это закат культуры”.
Гарик не знал, что его статья до приятеля не дошла, застряв в недрах КГБ, которому до всего было дело, и до скрепок в том числе.
Потом он получил контракт, и еще один, и еще. Жизнь налаживалась. Одним из преимуществ работы в крупной корпорации, куда вскоре удалось устроиться Гарику, были так называемые бенефиты. Это когда фирма полностью или частично оплачивает расходы на лечение зубов, например. Гарику как раз исполнилось сорок пять. Ему надоело ковырять разогнутыми скрепками в глубоких дуплах, и он отправился приводить свой рот в соответствие с западными стандартами.
– Эту пломбочку мы заменим, она шатается, – сказал стоматолог. – Чувствуется, работа хорошая, но давняя.
– Мне её еще дед ставил, – похвалился Гарик. – В то время начальник советской стоматологии академик Рыбаков запретил ртутную амальгаму как якобы вредную и пломбы лепили из какой-то известки. А дед не послушался и делал по-старинке. То ли у него были старые запасы, то ли где-то тайком доставал. Видите, до сих пор продержалась!
Ровное пение бормашины вдруг прервал скрежет. Побледневший стоматолог, непрерывно извиняясь, вынул сломавшийся в зубе бор и принялся ковырять вручную.
– My God! – вдруг воскликнул он. – Смотрите!
На ладони врача лежал сверкающий кристалл величиной с пшеничное зерно.
На вырученные от продажи дедовского бриллианта деньги они купили только появившуюся тогда в продаже одну из первых моделей персонального компьютера.
“Бога нет, но надо жить так, как будто он есть…”.
