“Жил старик со своею старухой у самого синего меря; они жили в ветхой землянке ровно тридцать лет и три года…” – писал Александр Сергеевич Пушкин.
Как вы, конечно, помните, именно после тридцати трех лет совместного проживания у этой супружеской пары начались удивительные приключения. Им выпал ШАНС… Мы с женой тоже прожили тридцать лет и три года до того момента, когда судьба и нам подбросила ШАНС. Началось все довольно буднично: аккурат на 93-ю годовщину Великой Октябрьской социалистической революции редакция еженедельника “Russian-Canadin INFO” командировала нас в колыбель капитализма город-бандит Лас-Вегас. Бывают города и регионы, возникновение и бурный рост которых обязаны либо удачному расположению на перекрестке торговых путей, либо пробуренной в недрах земли скважине, из которой бьет нефтяной фонтан. Лас-Вегас не таков. Он красуется своей вычурной архитектурной эклектикой в выжженной солнцем пустыне, где первоначально не было даже намека на какие-либо торговые пути, не говоря уж о нефтяных фонтанах. Лас-Вегас родился и расцвел пышным цветом исключительно благодаря человеческой жадности. На следующей неделе я расскажу подробнее об этом несомненно заслуживающем посещения месте. Ну, а пока, проведя три дня и три ночи среди звона и блеска “одноруких бандитов” и оставив в их ненасытных чревах 500 редакционных долларов, мы с облегчением покинули эту обитель порока и двинулись в сторону тихоокеанского побережья. Наш путь лежал через гористую пустыню штата Невада в сторону калифорнийского города Палм-Спрингс. По обе стороны прекрасного трехрядного хайвея высились покрытые верблюжьей колючкой склоны. На самом деле этот скромный редкий кустарник именуется Creosote Bush и живет сообществами, объединенными общей корневой системой. Эти сообщества отличаются поражающим воображение долголетием: старейшая из известных ботаникам растительных коммун, названная King Clone, имеет возраст свыше 11 тысяч лет! В Америке вообще счет чего угодно ведется по крайней мере на тысячи, но главным образом – на миллионы. Когда мы пересекли границу штатов и въехали в Калифорнию, пейзаж коренным образом изменился. Нет, рельеф местности остался прежним – гористым, но со всех сторон нас обступали поля электрических ветряков. Некоторые неторопливо вращали своими огромными пропеллерами, другие замерли в ожидании включения. Их были десятки тысяч! Нигде в мире нет такого скопления экологически чистых энергетических установок. Производятся они, правда, в Европе… Палм-Спрингс – это город-курорт в горной долине на юге Калифорнии. В прошлом веке он был популярным местом бегства голливудских звезд от назойливых поклонников и объективов репортеров. Сейчас здесь проживает около 50 тысяч человек, из которых полтысячи являются русскими женами американцев. Если практически безошибочным индикатором грядущего неблагополучия традиционно выступают евреи, исход которых из той или иной страны не сулит ей ничего хорошего, то самым надежным индикатором благополучия являются женщины. Я уже писал раньше о том, что трепетные женские души за многие тысячи километров чувствуют, где хорошо, и тянутся туда всеми возможными способами. Брат нашего старинного калифорнийского приятеля работает преподавателем английского языка в Москве. Недавно он был поражен необычным составом очередной группы своих студентов. Это были молодые девушки – все как на подбор красавицы. Оказалось, что все они заключили контракты с калифорнийским магазином WalMart и готовятся к отъезду, чтобы работать… продавщицами. Ежу ясно, что мало кто из них вернется на родину. Разберут девчат горячие калифорнийские парни. Палм-Спрингс действительно прямо светится благополучием. Дома – как игрушки, газоны – как вычищенные пылесосом зеленые ковры, дороги без единой выбоины, нескончаемые ряды дорогих бутиков, ресторанов, дамских салонов и никаких рабочих предместий или кварталов городской бедноты. И пальмы, пальмы. Из-за этого белкам негде строить гнезда, и они живут в норах, как наши канадские сурки. Скучно, господа! В общем, мы оттуда уехали. Взяли курс на Сан-Диего. Чем ближе мы подъезжали к тихоокеанскому побережью, тем зеленее становился окружающий пейзаж. Пальмы чередовались с лиственными деревьями и многокрасочным кустарником. Внезапно за окнами автомобиля промелькнула целая березовая рощица, а потом… А потом мы увидели океан. Он был насыщенного синего цвета. У меня забилось сердце и помутилось в глазах. Нечто подобное я пережил много лет назад еще в Москве, когда в мой редакционный кабинет вошла молодая женщина с папкой переводов из американских научно-популярных журналов. Все в этой женщине было такое родное, хотя и незнакомое. В одну секунду моя душа перевернулась с ног на голову, если, конечно, допустить, что у души есть голова и ноги. Я не просто понял, а как бы всегда знал, что теперь от нее никуда не денусь. И вот уже тридцать лет и три года мы вместе и смотрим на океан широко открытыми глазами, чувствуя, судя по всему, одно и то же. – Ну, теперь все! – сказала жена. – Да, теперь все, – подтвердил я. Короче, мы сразу и безоговорочно влюбились в этот океан, и этот берег, и этот город под названием Сан-Диего, и в березы среди кипарисов, и в плантации финиковых пальм, где на одно мужское дерево приходится пятьдесят женских, и в резвящихся среди волн океанского прибоя тюленей, и в пеликанов с бакланами, равнодушно наблюдающих за тюленями и не обращающих ни малейшего внимания на людей, и в умные светофоры, вежливо пропускающими вашу машину вперед, и в голубое небо, и в этот в этот теплый ноябрь, когда днем можно гулять в одной рубашке… Из гостиницы я позвонил сыну в Оттаву. – Мы решили сюда переехать, – решительно сказал я. – Я, конечно, понимаю, что Калифорния – это рай, – сказал сын, – но на какие бабки? – Не в деньгах счастье! – отрезал я. Мой старинный друг Лева Цесаркин говаривал, что “хотеть – значит мочь”. А нам с женой уж очень захотелось… Судите сами: Калифорния – самый населенный штат Америки, хотя всего третий по площади. Здесь проживают почти 37 миллионов человек, причем 663 тысячи из них – миллионеры, а 79 – миллиардеры. Здесь и Голливуд, и знаменитая Силиконовая долина, и Шварценеггер… Если нельзя, но очень хочется, то можно.