Дольче Вита (итальянские сны)

Описывать места, в которых побывал, занятие совершенно бесполезное и даже вредное. Те, кто видел все это собственными глазами, в ваших откровениях не нуждаются, те же, кто не видел, но повидать не против, – почерпнут необходимую информацию в куда как более полезных источниках, нежели в ваших (а точнее, в моих) восторженных ахах и охах….
Впрочем, в свое оправдание спешу подчеркнуть, что предлагаемое чтиво, упаси боже, не подлежит изучению и конспектированию. Обычная, реализуемая за счет драгоценного читательского времени графоманская потребность буквами передать путаницу звуков, запахов и вкусовых ощущений. Сизифов труд, невыполнимая задача. Как не передать любимой русско-японскими туристами зеркальной фототехникой игру предзакатных бликов на скалистых утесах соррентской бухты, так не изловчиться автору спровоцировать рецепторы читательского мозжечка, описывая аромат неаполитанской пиццы.
Предзакатные блики на скалистых утесах соррентской бухты – вот пожалуй и все, ради чего одураченный слащавым романсом “Вернись в Сорренто” путешественник мог бы заехать в вышеуказанный населенный пункт. Грязноватый райцентр, перегруженный сувенирными лавками, предприятиями псевдо-романтического питания, и с неизбежным во всех туристических мекках лошадиным катанием круизных лохов в лакированных двуколках.
Под хвосты печальных коняг с определенной целью цепляются специальные сундучки, но несмотря на милую предосторожность, подступы к набережной крайне небезопасны. Тщательно обходя пахучие кучки и бочком продираясь сквозь ряды ресторанных столиков, оказываемся на набережной. Да, – вполне себе ничего, нет, – практически не жалею о сорока минутах тошнотворной езды по горной дороге.
Но лишь назавтра, причаливая к берегу после экскурсии на Капри, я до мурашек по спине осознаю, про какое именно возвращение в Сорренто пытался поведать миру автор вышеупомянутого романса.
Из терракотовых (а то и вовсе гранитных) береговых скал, к терракотовому закату тянется терракотовый город. В необъяснимо прозрачной прибрежной воде колышатся скалы, стены и облака. Хорошо так, что аж немножко нехорошо. Экстаз соития города, моря и неба тщетно пытаются запечатлеть зеркальные фотообъективы русско-японских их владельцев. Во избежание истерического плача трусливо капитулируют рецепторы мозжечка. Только вы не судите рецепторы строго, ох и досталось же им сегодня на острове Капри.
На острове Капри постоянно проживают от пятнадцати до двадцати тысяч человек. Расселены туземцы в двух городах Капри и Анакапри. Таксист-экскурсовод утверждает, что в отличие от земляков-анакаприйцев, население города Капри – пренеприятнейший народец. Не доверяя таксистам как классу, тем не менее, думаю, что на этот раз водила не соврал. Иначе и быть не может, ведь каприйцев (впрочем, не в большей мере, чем их антиподов – анакаприйцев) “испортил квартирный вопрос”. Это я к тому, что нет на острове каморки дешевле четырехсот тысяч евро. А вот дороже есть. Ленинский, к примеру, шалаш, двориком выходящий к поросшему дикими розами обрыву в лазурное море,”архилегко” продаваем за пятнадцать миллионов. Жилище Горького (во всяком случае, то, что нам показали) к морю не выходит, но, думаю, что и его вы меньше чем за пять миллионов не купите. …Не купите по той простой причине, что вам оно не подойдет по площади. Ведь не приобрел же за сто пятьдесят миллионов евро старинный каприйский замок Роман Абрамович. Таксист сетовал, что, прибыв на торги в самой большой на планете яхте, мало уступающей в водоизмещении круизным судам, русский магнат не соизволил ступить на берег, ограничившись мнением о Капри засланных на аукцион казачков. И таксист, и я думаем, что на этот раз Абрамович прогадал по-крупному. И дело даже не в упущенном замке, но в том, что у самого причала, на одной из множества прибрежных скал, примостилась пиццерийка. О ней (красоты ленинских тех мест воспеть я даже не попытаюсь) звени моя лира.
Пусть скажет кто-то: дескать, логическая связка Италия-пицца – такая же пошлость и примитив, как Украина-вареники или Молдавия-мамалыга. Любой, даже самый начинающий кулинарный сноб, наморщив носик при слове “пицца”, блеснет знакомством с тосканским “зайцем в шоколаде” или же с не менее благородных кровей “бифстека флорентино”. Спору нет, пицца – еда плебеев, и я, ни в коей мере не оспаривая собственное плебейство, относился к этому продукту без особого почтения. Мне посчастливилось дважды побывать в Италии перед описываемым путешествием, но в предыдущие приезды я не проникся особенной любовью к печеной лепешке с небогатой начинкой наружу. Лишь отведав сей кулинарный парадокс в исполнении придумавших его южан, я понял раз и навсегда, что мамалыгу нужно кушать в кишиневской харчевне, а вареники с вишней в шинке на Андреевском спуске. И ведь вот что удивительно, рестораторы пятнадцатитысячного Капри, ежедневно пропускающего через принадлежащие им забегаловки тридцатитысячную армию круизных экскурсантов, могли бы кормить эту оголодавшую ораву любой жутью (именно так поступают их коллеги в большинстве стран), …ан нет!
Отлично понимая, что подавляющее большинство клиентов никогда не вернутся на Капри вообще, и в данный ресторан в частности, эти добрые люди считают ниже собственного поварского достоинства, поставить на стол что-нибудь этакое, за что учредивший пиццерию дедушка Джузеппе надрал бы им уши.
О самой каприйской пицце (с креветками огуречного размера и с гигантскими кольцами свежайшего кальмара) я вам голову морочить не стану. Это все равно, что посредством собственного козлетона знакомить вас с творчеством Карузо. Не экономьте на себе, поезжайте, попробуйте, не пожалеете.
Расскажу лишь о том, как глубоко пожилой сотрудник итальянского общепита не шутя отказался водрузить на скатерть заказанную снедь, покуда не приберем мы со стола к чертям собачьим телефоны, бейсболки, фотокамеры и прочие по его мнению мерзости, не достойные благородного соседства Ее Высочества синьоры Пиццы. Я человек советский, за грубым словом в карман не лезу, и заместо совести в кирзовой моей душе – ороговевший мозоль. Но седой мэтр источал тот запах власти, которым опытный дрессировщик парализует волю оскалившихся, но все же танцующих на задних лапках тигров. Покорно смахнув со стола дурацкую кепку, я глупо улыбнулся строгому официанту, …бирюзовому небу, …изумрудному морю.