Их действительно пять, но они не совсем деревни. Точнее, совсем не деревни в избо-покосно-погостном понимании этого русского слова. Чинкве-Терре (Cinque Terre) – пять средневековых городков, с узкими торговыми улочками, радостно виляющими под откос к живописнейшим портовым бухточкам. Впрочем, если быть совсем уж точным, то – четыре из пяти. Дело в том, что одна из деревень, Корнилия (Corniglia), расположена высоко в горах и не имеет собственного более-менее судоходного причала. Сдаётся мне, что ушлые корнильцы в своё время дали на лапу председателю комиссии Юнеско, дабы их высокогорный городок включили в чинкве-терревский “парк всемирного наследия”. Признаюсь вам по большому секрету (но только пожалуйста – больше никому!), что, обессилев от красот тамошней и без того крайне пересечённой местности, в гору я не попёрся. Жди второго моего пришествия, неприступная красотка Корнилия, и достраивай канатную дорогу.
Из четырёх увиденных всё же деревень серебряную медаль за красоту и благостную атмосферу (хотя все они прекрасны, но все превращены в сувенирные барахолки), я бы присвоил синьорине Монтероссо (Monterosso). Кстати, о сувенирах… “Типа как бы”, тамошние края славятся керамическим промыслом, но лишь в Монтероссо набрёл я на лавочку, действительно поразившую тонкостью и вкусом предлагаемого товара. Более того, встретившись глазами с печальным глиняным осликом, везущим корзинку с перцами и луком, приобрёл-таки на память миниатюрную эту скотинку. И настолько, знаете ли, монтеросский тот ишачок филигранен и до того ярок, что вопреки невысокому социальному статусу, не смотрится на “итальянской” нашей полке лигурийским плебеем в благородной компании стеклянных венецианских клоунов.
Ну а первое место, золотую медаль и корону “Мисс Чинкве-Терре” я отдаю волшебной Риомаджиоре (Riomaggiore). Именно там, в единственном месте на всём побережье, жарят сантиметровых осьминожков. Будете спускаться к морю главной городской улочкой, ни в коем случае не сводите глаз с правой стороны. Только так вы заметите пропахшую бабелевской Одессой крошечную “кухместерскую” с толстой тёткой, торгующей жареной рыбой. Весело, “на развес”, и пусть не “бычки”, но всё-таки…
А потом, на той же самой улочке (но только теперь уже слева, не доходя рыбной тётки), обязательно купите себе полутораевровое “челато” в стаканчике. Да, “челато” это по-итальянски всего лишь мороженое. Но вы купите и поймёте, что наше с вами “эскимо, как из детства” и все эти новомодные кофейно-абрикосовые навороты с вкраплениями бельгийского шоколада – напрасная жертва на алтарь сахарного диабета. Из штук семи различных сортов настоятельно рекомендую наипростейшее из предлагаемых – “белый крем”. Безо всяких посторонних ингредиентов, классический, мгновенно таящий (но ведь в стаканчике!), пломбир с едва уловимым акцентом хорошего мёда. Всё просто, без вкраплений – мёд, сахар, молоко, незамысловато пожаренная рыбёшка. И, как по заказу, по заявкам в рабочий полдень, – в окне над челатерией скандалит итальянка. В ответ на пронзительные крики – ни тебе детских всхлипываний, ни ответной басовитой брани. Я, конечно, понимаю, что на дворе двадцать первый век и что она может ругаться по “скайпу”, но, смакуя челато, представляю кровожадно-виновато пялящегося в пол Адриано, утратившего осторожность под действием Чинзано и уличённого супругой в щипании Стефании.
…Да уж, рифмы здесь на каждом шагу. Не страна – поэма, броди по улицам с раскрытой варежкой и собирай рассыпанные перлы. …Дверная табличка: “Котти-Кротти”. Такая вот гордая итальянская фамилия, и никаких комплексов. А ведь нашего Пальчикова, решись он сделаться Пальчиковым-Зайчиковым, наверняка бы со свету сжили. Или вот другая табличка, теперь уже мемориальная: дескать, родился в этом доме и вырос, а дальше, хоть и не рифмованный, но всё равно шедевр: …Амлето Торти. Грех смеяться, ведь наверняка человек был хороший. Но моментальные почему-то ассоциации с Укропом Помидорычем.
Центральная торгово-пешеходная улочка Риомаджиоре спускается к гавани. Впрочем, не совсем она пешеходная, скорее – “амфибийная”. Вдоль тротуара густо припаркованы лодки. Причём, всё по-настоящему, никакой туристической бутафории. Судёнышки пахнут недавним уловом, со стареньких подвесных моторов подтекает машинное масло, сохнущие на солнышке сети, столь аппетитно вписывающиеся в “all-natural” ансамбль, – самые что ни на есть рыбачьи. Среди щёлкающих клювами и Кодаками иноземных бездельников в заляпанных соляркой обносках занимаются настоящими делами реальные матросы. В резиновых сапожищах, пытаясь не зашибить облупленным поддоном хрупкую стайку японских барышень, топает к ресторанной кухне “взаправдашний” рыбачина. Раскосые фарфоровые красотки вконец растерялись – во что прикажете им щёлкать убранными в кружева ай-фонами? В друг дружку на фоне искрящегося моря? В разноцветные лодки вдоль пёстрых фасадов? В безразличную ко всему задницу удаляющегося рыбачины?
…Псевдо-кузнец (ну уж очень нью-йоркского вида) выстукивает из медной проволоки зодиаковские кулоны. Обездоленные рядовые африканской мафии торгуют неизвестно кому сдавшимися деревянными статуэтками, и над всей этой суетой, на балкончике третьего этажа, в сливающемся с морем небе хозяйка развешивает бельё. Самое настоящее, никакое не бутафорское. Громадные труселя полощутся над благословенным Риомаджиоре, и я вдруг начинаю понимать, за что люблю Италию. За неподдельность. Согласен, на очищенном от пепла помпейском стадионе не гоняют в футбол, не льют кипящую смолу из окон Пизанской башни, но за столетней дверью четырехсотлетнего дома по-прежнему живёт и смотрит “CNN” какой-то Котти-Гротти. И пусть венецианские стеклодувы не добираются на работу в лакированных гондолах, но специальная посудина, снабжённая подъёмным краном, непосредственно с Гранд-канала в окно средневекового “палаццо” отгружает раскладной диван “Ikea”. В закуточке каменного мешка римского гетто, в десяти минутах неспешной ходьбы от Колизея, старый еврей торгует чайниками и тараканьим дустом. Вопреки неумолимой риалэстейтовской логике, эти люди не отступили в новострои пригородов, не превратили унаследованные от пращуров жилища в этнографический Диснейленд на потребу китайским туристам. Они конечно же любят деньги ничуть не меньше, чем наследники квартир в арбатских переулках. Только кажется мне, что им известна некая страшная тайна. …Или страшная кара за предательство родовых гнёзд.
Из “пяти деревень” в родную Камолию час с небольшим чухаем на пригородной электричке. Можно и морем, но по каким-то совершенно запутанным дням, и лишь утром да после обеда. А так – всё чётко, не реже, чем через час, за символическую плату. Только как бы вам в этой самой электричке, а то и прямо у билетных касс, не проститься с тугим кошелёчком.
Но об этом и о многом другом читайте в следующем номере Russian Canadian Info.
