Иногда у мужа бывает любовница, и все об этом знают, кроме жены. Так может продолжаться годами. Если и происходит утечка информации, то от злости. Например, муж, у которого любовница, сделает кому-нибудь из друзей или знакомых гадость, а тот или та от злости возьмет да и откроет жене глаза. Но любовниц обычно заводят от любвеобилия, а эта черта характера к гадостям не располагает. И никто шалуна не выдает.
Вот и вы меня не выдавайте.
Правда, никакой любовницы у меня нет.
То, что я собираюсь сейчас сделать, лежит совершенно в другой плоскости. Я хочу выболтать чужие секреты. Меня прямо распирает это сделать, потому что секреты совершенно запредельные. Они касаются личной жизни моего давнишнего приятеля Жени Юдкевича. Он сейчас живет в Нью-Йорке, то есть в США, а газета с моей сплетней распространяется в Торонто, то есть в Канаде. Имеется небольшое количество подписчиков в Нью-Йорке, но вероятность короткого замыкания очень мала. Кроме того, я вас очень прошу: если знаете Женю, не говорите ему об этой статье. Пожалуйста! Пусть сказанное останется между нами. Почему, вы сейчас поймете.
Все у него происходит через это самое место. Наверное, так легли звезды. Другого разумного объяснения я не нахожу.
Началось все за девять месяцев до его рождения. Женина мама – диверсантка Соня Бронштейн, царство ей небесное, была заброшена, вроде Зои Космодемьянской, в тыл к фашистам. Там она собралась было не то что-то взорвать, не то поджечь, но ее поймал эсэсовский офицер. Поймал он ее так: попросился переночевать в одну избу, а там – Соня. Надо сказать, что она всегда была красавицей, а в молодости особенно. Эсэсовец от ее красоты совершенно обалдел, сбегал к своим за шоколадом, стал угощать, потом полез обниматься. Он, видимо, сразу понял, откуда в деревенской избе городская красотка с университетским выражением лица, но виду не подал и решил совместить полезное (в военном смысле этого слова) с приятным. Соня в целях конспирации тоже поначалу прикинулась очарованной шоколадом, но когда дело приняло уж очень серьезный оборот, вытащила из-под подушки “вальтер”, подаренный инструктором по парашютному десантированию Костей Мирошниченко, и выстрелила врагу в голову. И убила. Но убитый эсэсовец умудрился забрызгать ее не только мозгами… Вот почему Женя родился этакой белокурой бестией у брюнетки-мамы.
С четырех лет Женя Бронштейн начал гулять в арбатском дворе самостоятельно. Когда ему было пять, он углядел возле детских качелей монетку, потянулся за ней и получил сильнейший удар железной лодкой качелей по голове. Все думали, что ребенок помрет, но он выжил. Так Женя получил свой первый перелом черепной коробки. После этого он приобрел заметную вмятину на бритой по детской моде тех лет голове и стал задумчив.
В тринадцать лет Женя попытался перейти улицу сразу за только что проехавшим грузовиком, не заметив прицепа. Сильнейший удар по голове, два месяца в больнице и вмятина со шрамом уже с другой стороны черепа.
Может быть, в результате этих травм Женя рос медленнее сверстников, но компенсировал малый рост необычайной злобностью в драках. Ребята во дворе и в классе его уважали.
В четырнадцать лет он сделал здоровенный самопал, зарядил его серой с четырех коробок спичек, пальнул в воробья и лишился трех зубов, выбитых осколком разорвавшейся медной трубки. В пробитой насквозь правой щеке началось нагноение, поэтому аккуратно зашить ее не удалось. Школу Женя закончил с серебряной медалью и с мужественным шрамом на лице.
В аттестате зрелости после имени Евгений следовала фамилия Уткин. Дело в том, что Женя мечтал об Институте кинематографии, и в предчувствии дополнительных осложнений помимо сурового экзаменационного конкурса родня посоветовала при получении паспорта взять фамилию отчима.
В институт он поступил, но не на актерский, как собирался вначале, а на режиссерский факультет. На втором курсе Женя Уткин сварил в борще свой паспорт, принес его в милицию в совершенно непотребном виде и, хитро воспользовавшись нечитаемостью чернильных пятен, продиктовал паспортистке фамилию Юдкевич. Ему казалось, что перед режиссером с такой звучной фамилией распахнутся двери лучших киностудий страны.
Как бы не так! Долгих десять лет он был всего лишь ассистентом режиссера, хотя и на “Мосфильме”. Потом по студии пронесся сенсационный слух: Юдкевич уезжает в Голливуд! Женя действительно был одним из первых, кто воспользовался израильской визой в качестве моста через Атлантический океан. Что касается Голливуда, то вклад выпускника московского ВГИКа в его продукцию все-таки имеется: в биографическом фильме о жизни известного американского комика звучит украденная у Жени мрачная шутка: “…Что, опять мама умерла?”
Короче, с Голливудом ничего не вышло. Женя перебрался в Нью-Йорк и стал снимать на только появившуюся тогда видеоаппаратуру юбилеи, свадьбы и бармицвы в русских ресторанах Брайтона.
Когда мы приехали в Канаду, я разыскал его в бруклинской телефонной книге и позвонил. Женя просто завизжал от удовольствия, услышав мой московский выговор.
– Приезжай в гости, – сказал я. – На лыжах покатаемся…
– Обязательно приеду, – пообещал он. – Знаешь, все эти годы я очень скучал о лыжах.
И он, действительно, приехал с подругой Зиной. Мы, как водится, посидели за столом с воспоминаниями, а на следующий день отправились в соседнюю провинцию Квебек на одну из тамошних горнолыжных баз. Женя взял напрокат лыжи, мы поднялись с ним на вершину, он резво оттолкнулся палками и, неумело раскорячившись, помчался прямиком на железобетонную опору подъемника…
Что мы пережили, описать невозможно. Ко всему прочему оказалось, что у него не было страховки для лечения в Канаде. Зина героически транспортировала мычащего и пускающего слюни Женю в Нью-Йорк. Там ему сделали уже третью по счету (!!!) трепанацию черепа. Едва выйдя из госпиталя, он женился на своей спасительнице.
Мы регулярно перезваниваемся. До встречи с канадской бетонной опорой Женя был нытик и пессимист. Все ему было плохо – и иммиграция, и Америка. Сейчас он жуткий патриот своей второй родины и горячий поклонник Обамы.
Знаете, некоторые проблемы лучше всего решаются сильным ударом по голове.
