– Алле, Леля. Это я. Леля, я не мог спать, я буквально не нахожу себе места. Они там просрали все, все, что могли. Надо было сразу объявлять военное положение, послать туда спецназ и всех их положить… Я сначала думал, что только эта тупая балда у него на крючке. Он же явно у него давно на крючке – поэтому все сдал. Все украл и все сдал. Знаешь, теперь я думаю, что эта дура тоже. Давно тогда еще с нефтью попала на крючок и теперь он делает с ней все, что хочет.
– Ты думаешь у него был с ней интим?
– Какой интим, о чем ты говоришь?! Зачем ему это надо? Он же имеет всю эту несчастную страну, пока она поднимается с колен. Зачем ему эта подколодная змея! Ты думаешь ее просто так посадили? Она же сидела при любой власти. Это не просто – украсть шапку и убежать… Они делили Север, Юг, Запад, Восток, Центр. А этот смотрел на них холодными глазами и ждал своего часа. Ты понимаешь, все было подстроено. Мне горько, Леля, мне тяжело! У меня же мама там родилась. Это же родные наши люди! Как так можно? Это же бандиты!
– Кто?
– Эти.
– А те?
– Разве мы говорим за тех? Те тоже хороши. Боже, какая была страна! Теплая, ласковая, талантливая. Ридна маты моя…. А теперь все пропало. Эти уроды все уничтожили. Но самое страшное даже не это, а омерзительные крики радости, которые как по команде вдруг понеслись со всех углов. Мне пришлось вычеркнуть из списка знакомых людей, с которыми много лет был в близких отношениях – дружили, общались. Я бывал на вечерах авторской песни, которые вел этот негодяй, пил с ним, устраивали барбекю. Он изображал из себя такую, якобы тонкую натуру: “постелите мне степь, обмотайте мне шею туманом и на башню поставьте упавшую с елки звезду…” Мерзавец! Он мне позвонил вчера в три часа ночи из ресторана и сказал, что галушки придумали армяне, гопак – народный эстонский танец, а Тарас Шевченко по матери был удмуртом. И шаровары придумали балашихинские гопники. Потом они нажрались в Маскоке и писали письмо в посольство, чтобы всю западную часть отдали ляхам, если они признают, что Речь Посполитая всегда подчинялась гипербореям. Ты можешь себе представить, что теперь будут думать о нас финны и казахи? Немцы уже отвернулись. Кто, кроме Абхазии нас поддерживает? Науру? Науру уходит под воду.
– Но народ счастлив. Что ты себя так накручиваешь?
– Народ счастлив… Это самое ужасное! Ты знаешь, что в интернете появилась некая инициативная группа, хотят организовать марш в столицу, устроить демонстрацию перед парламентом и требовать, чтобы во всех провинциях были открыты школы с углубленным изучением санскрита. Потому что дети не знают не только разговорный санскрит, но даже на латыни никто толком изъясниться не может. Я все время пытаюсь узнать какие-то новости – что там происходит. Кто бы мог подумать, что два братских народа… Что один буквально на минутку отвернется, и у него мгновенно сопрут… Я все время себя спрашиваю: как такое может быть?
– Мы тут тоже все в шоке… Балда взял весь бюджет и сдрыснул. Это же не норковая шапка. Бюджет немаленького государства! Куда они все смотрели? Я не одобряю, конечно, того, что отмочил этот… Но там они давно все смотрят по сторонам, где что плохо лежит. Это же натура такая. Его даже обвинять нельзя. Запад на этот раз похоже реально обозлился и с рук ему это не спустит. Прощелкали клювом и теперь будут догонять давно уехавший поезд. Наглость – второе счастье. Такой наглости, конечно, никто не ждал.
– Ужас в том, что в Европе теперь изменились правила игры. Казалось, все конфликты сместились в сторону третьего мира и установился некий баланс. И вдруг он делает такую вещь…
– Какую?
– Ну это как приехать на бал: приличное общество, лакеи разносят шампанское, капельмейстер объявляет первый танец, и вдруг какой-то драгун, корнет, мальчишка, выпил лишнего, по неопытности перебрал и его вывернуло прямо посреди танцевального пола на паркет, да еще и на кринолины дам попало. Ну какие после этого танцы… Это же ужас! За кого нас теперь будут считать в Европе? После нас там уже не ложки будут пересчитывать, а смотреть не слямзили ли мы кусок чужой территории. Позор! Вы там за этими… гм… присмотрите, Джексон – за ними глаз да глаз нужен. Вчера они играли по-крупному в Монако, и где теперь, спрашивается, Монако? Монегаски на месте, а Монако нет. Ну зачем это нам? Пустили Дуньку в Европу, и она отправилась туда на танке. Ведь всегда одно и то же: ведем себя как дикари. Только они нас за нормальных людей считать начинают, вдруг – раз – и мы опять поворачиваемся к ним “своею азиатской рожей”! Они сами тоже, конечно, люди простые, иногда даже очень. Любят глупость какую-нибудь или пошлость сморозить. Достали уже со своей гей-пропагандой. Но мы это видим, а то, что они работают и работают хорошо и умело, не видим. И вот, в очередной раз, мы перед всем белым светом сели в лужу. Мне стыдно, Леля, стыдно, что я русский…
Послышались тихие стоны, перемежающиеся всхлипами. Григорий Моисеевич рыдал взахлеб, безутешно.
– Гриша, ну нельзя же так, ну что ты… – пробовала она его успокоить.
– Не могу… Уже месяц не могу успокоиться…. тихо, с прерывающимся дыханием сказал он. – Как увижу в новостях про эти восставшие ватники, про подвиги этих гопников – сразу становится плохо.
– Ты хоть какое-нибудь лекарство принимаешь? – участливо спросила она.
– Какое может быть лекарство от третьей мировой войны?! И опять мы, русские, виноваты – заварили эту кашу! Нас же теперь все из-за этого козла ненавидят!
– Кого? Гриша! Ты же не русский! – возразила она. – Успокойся, наконец!
