В Мексике я, ребята! Пью текилу, часами из моря не вылажу и закусываю, “как не в себя”, в буфетах, по щедрости сравнимых лишь с черной завистью, испытываемой к тем, кто и после моего возвращения продолжит в них столоватся.
Я не знаю насчет целеустремленных и сильных вас, но слабого и безвольного меня совершенно не тянет с рюкзаком на Алтай. Что же касается “посмотреть мир”, то для кого-то Франция – это пятичасовое топтание по душным залам Лувра, а для кого-то – веселый ужин в Мулен Руж. Нет, я не хихикаю над любителями скоростного сплава и не осуждаю бесстрашных покорителей Эвереста, но и лени своей не стыдясь, охотно приношу ей в жертву недельку-другую в году.
Отдых для меня -это Карибское море, белый, словно кокаин, песочек и черные, как мысли маньяка, очки, сквозь которые так удобно наблюдать тенденцию вымирания пляжных костюмов на неозабоченных условностями представительницах стран Бенилюкс. Какой к черту пляжный волейбол, какие на фиг пирамиды Майя, когда фонтан дармовой выпивки бьет двадцать четыре часа в сутки и в итальянском ресторане ледяные птицы скорбно роняют слезинки в блюдо обезглавленных креветок.
“Ол инклюзив”, – полнейший, так сказать, пансион. Полная иллюзия коммунизма. Как в воду глядел незабвенный Никита Сергеевич – вот они представители “нынешнего поколения советских людей”, пьют и едят ” по потребностям”. Наших влечет сюда изо всех уголков Северной Америки. Не всегда нормативный, но от этого не менее “великий и могучий”, звучит тут наравне с испанским, английским, немецким и целой кучей прочих языков. Харьковчане из Чикаго, одесситы из Лос-Анджелеса, минчане из Квебека. Трогает, видать, хоть и заранее оплаченная, но все ж таки дармовщинка, потаенные струны постсоветской души. А уж как мои-то струны трогает, аж не в сказке сказать…
День заполнен до отказа, ни минуты для спорта, ни секунды для расширения кругозора – все посвящено полнейшему безделию. Чувство вины за бесцельно прожитые дни?! О чем вы говорите! В том лишь упрекаю себя, что так не живу постоянно. В девять утра – очень медленный завтрак. Картофельные оладьи, шампанское с апельсиновым соком. Мексиканочка росточком со швабру жарит персональные омлеты. Желаете с авокадо?
После завтрака те, кому есть дело до сокровищ мировой цивилизации, заплатив по девяносто с носа, на весь день отправляются в комариные джунгли к древним пирамидам. А я не в силах доесть бисквит (эх, пропадет добро!) переваливаюсь на пляж. Вдоль берега в недоумении бродят испанцы, англичане, немцы и прочие обладатели целой кучи “менее могучих” языков. Дело в том, что все без исключения места под зонтиками в шесть утра захватили носители того, чьим “разговаривал Ленин”. Нет, сами мы к морю подтянемся лишь к десяти, но страдающий бессонницей Фима еще затемно разбросал по лежанкам всевозможные предметы, символизирующие тут наше с Фимой присутствие. Здесь один шлепанец, там второй, тут колода карт, рядышком томик Акунина… “Се-ля-ви” – и европейцы располагаются на солнцепеке.
Море – удивительнейшая из земных сред. Только ради всего святого не обижайте его идиотскими ныряниями и бестолковым плаванием туда-сюда. Болтайтесь в этой лазури живым буйком, флегматично рассматривайте резвящихся неподалёку “топ-лесс” итальянок, медитируйте в меру своей распущенности. Уже через час этаких водных процедур голова и впрямь уподобится буйку, и о чудо – ни “моргиджей” не останется в ней, ни “интрес-рейтов”. Из ласковых морских объятий до обеда я вырвусь лишь разок. Нет, не угадали. В бар. Там обгоревшие на солнцепеке европейцы исподлобья глядят на вышедших из холодка “наших”. Хорошо ли мне в баре, или в море все-таки лучше? Две текилы выпив, решаю что в море – таки да, лучше, возвращаюсь в воду. В принципе можно совместить приятное с полезным, для этих целей существует специальный бассейн с барной стойкой, только не верится мне, что пьянствующие в бассейне баварцы прерывают пивной марафон походом в туалет. Но не будем об этом перед обедом….
Обед. Его следует упредить стаканчиком виски и, подождав, когда “осядет”, полирнуться джином с содовой. Цирк, зоопарк, а точнее – площадка молодняка! Из-под тропических плодов глядит мне в самую душу запеченный кабанчик. Справа от кабанчика судочек с тушеным зайчиком, слева сковородка с жареным ягненком. Вот уж действительно, нету у нас сострадания к братьям нашим меньшим. Вы – как хотите, а я уж по- вегетариански – говядинкой…
Ну что ж, а теперь еще по одной – и “тихий час”. Ответьте, положа руку на сердце, когда в последний раз вы спали днем? Нет, не десять минут после ланча, голову уронив в “ки-борд”, а с двух до шести, приняв душ и раздевшись до трусов? Впрочем, вру, не с двух, а с двух тридцати, полчаса перед сном на романчик Донцовой. Сладко потягиваясь на свежих простынях, крайне приятно вспомнить сослуживцев и, взглянув на часы, четко себе представить мучительную их борьбу с послеобеденной дремотой.
В номере идеальная чистота и – как символ личной привязанности ко мне дружественного мексиканского народа – свежесрезанный цветок на покрывале. Этим цветком “горничная” Хосе отрабатывает чаевую купюру чисто символического достоинства. А еще умеет Хосе из полотенца складывать лебедя. Спасибо тебе, дружище, за милую эту игру в хозяев и господ. Не дрейфь, Хосе, в мире все относительно и до смешного зыбко…
Научи-ка ты меня на всякий случай из полотенец делать лебедей.
