Ну, была еще морская свинка, но это лучше не вспоминать… А впрочем, расскажу, раз уж начала. Купила я свинку потому, что дети очень хотели. И свекровь (к тому времени мы уже переехали к ней) не сильно возражала, ведь свинка не кошка, сидит себе тихо в клетке.
Я пошла в зоомагазин. Специально просила, чтобы дали самца. Продавец, щекастый, с большой лысиной, поймал одну свинку за хвост, внимательно посмотрел на нее и сказал, что это “животное мужского пола”, не стоит даже сомневаться. Оказалось, что это самка, причем беременная. Она металась по клетке и бешено грызла все, что ей попадалось под зубы. А через неделю родила кучу детей, которых потом всех преспокойно сожрала на наших глазах. По одному в день, а то и по два. Жуть невероятная, и, главное, не знаешь, что делать! Я только просила детей, остолбеневших от ужаса, не смотреть на это.
Слопав последнего, она ус покоилась и тихо села в углу, задумавшись. Я схватила клетку и поехала в магазин. Тот же продавец, подлец, сплавлял покупателю хомячка, уверяя его, что это самец. “Не верьте ему, – сказала я, – смотрите, что он нам подсунул – самку, причем беременную, и вдобавок, с психическим сдвигом. Заберите это чудовище и верните мне деньги!” Но негодяй сказал, что денег вернуть не может, а может обменять на самца. Я едва удержалась, чтобы не треснуть его по лысине клеткой.
Больше о морских свинках, мышах, хомячках и прочей мелкой живности дети не заикались. Но однажды моя младшая принесла в дом ворону. У Лоло, так назвала она ворону, было подбито крыло, и она не могла лететь. Пришлось оставить ее дома. Лоло быстро обжилась и стала разгуливать по комнатам, недовольно осматриваясь и каркая на всех подряд. Свекровь ее терпеть не могла, и Лоло ее невзлюбила и каркала на нее особенно долго и раздражительно.
Вскоре начали выражать недовольство соседи, жалуясь на непрерывное карканье, доносившееся из нашей квартиры. Они говорили, что это сумасшествие – держать в доме ворону и что она в конце концов накличет беду. Я сама не рада была Лоло. Мне приходилось все время чистить за ней, я боялась, что дети подцепят какую-нибудь заразу. Но моя младшая души в ней не чаяла. И Лоло продолжала жить у нас. Крыло у нее, вроде, окрепло, мы надеялись, что она улетит с балкона. Но она не улетала, только ходила по балкону, неодобрительно качая головой, и каркала.
Тогда я пошла в магазин, где продавали птиц, и спросила, что сделать, чтобы Лоло улетела. Хозяин магазина посоветовал взять ее в какой-нибудь парк, посадить на дерево и оставить там. Другие вороны, пролетая мимо, помогут ей подняться в воздух и улететь. Он сказал, что у ворон это так принято, он сам видел. Мы так и сделали. Муж с дочкой отнесли Лоло в ближайший парк и оставили ее на дереве. А на другой день пошли проверить, там она или уже улетела. И увидели Лоло, лежавшую под деревом, мертвую. Не стану говорить, что было с дочкой, это тяжело вспоминать. До сих пор она избегает разговоров о Лоло, и если увидит где-нибудь ворону, глаза ее наполняют слезы.
После Лоло она стала особенно неравнодушной к птицам. Однажды принесла домой голубя, потерявшего сознание, наверное, от жары. Он, к счастью, быстро пришел в себя и улетел. Один раз даже пыталась приютить старушку, одетую в черное с черным платком на голове, похожую на ворону, которая присела отдохнуть на скамейке у нашего дома. “Она такая старая, – уговаривала меня дочь – возьмем ее к себе”… Но на этот раз я проявила твердость, и старушку к себе мы не взяли.
А когда дочка была совсем маленькая, годика два ей было, она сдружилась с мухой. Она угощала ее вареньем из блюдечка и говорила ей, не помню что, но что-то приятное и любезное, и муха прилетала к ней снова и снова, несколько дней подряд. Сначала я думала, что это разные мухи залетают на сладкое, но дочь показала мне белое пятнышко на крылышке. Я стала приглядываться и поняла, что она права: это ее знакомая муха возвращается к ней всякий раз за вареньем и возможно – почему бы и нет? – за ласковым словом…