“Чув я, чи то снилось менi, що iснуе краiна мрiй, … Алэ я, не питаю себе, де на мапi краiна ся?!” О. Скрипка
Есть в громадном Китае, среди прочих регионов, провинция такая – Внутренняя Монголия, и ей наподобие, внутри небольшого меня, расположена махонькая совсем – Внутренняя Украина.
Сразу же оговорюсь, что в монгольcком вопросе, как и во многих других, разбираюсь я слабо, но думается мне, что Монголия Внутренняя и Монголия Внешняя – “две большие разницы”. Вот и Внутренняя моя Украина к Украине всамделишней (к счастью для обеих этих Украин) не имеет уже никакого отношения.
…Помидорное раздолье колхоза “Заповiт Iллiча”, картежные катраны крымских здравниц, днепропетровские доменные печи, азовские вяленые бычки. С утра по базару пройдешься – стакан бурой ряженки за двадцать пять копеек, два мaлосольных огурца на пробу “за так”. В плане же рiдной мови имелась в миллионном городе одна единственная украинская школа. Хлопцы из сел, на учебу приезжавшие, стеснялись украинского языка ничуть не меньше, чем Алик Альдшулер своей фамилии.
ДнепроГЭСом покалеченный Днепр скорбно влачил городские стоки в Черное море, и редкая птица долетала до его середины, не подивившись простоте этого упражнения. Долетев до середины, птах либо поворачивал вспять в правобережный Октябрьский район, либо в поисках птичьего счастья отправлялся на помойки левобережного – Ленинского района. В тех чёрт знает как названных районах, по улочкам Красным, Комсомольским, Исполкомовским брожу я, наведываясь в свою Внутреннюю Украину. Брожу и приглашаю с собою на прогулку тех – кого всё ещё будит ночами шум листвы прошедшего века, звонки давно снятых с рельсов “чешских” трамваев, жужжание пчёл в сиропных лужицах под автоматами газводы….
От силы три-четыре украинские вывески припоминаю я, ну может быть штук восемь их было по всему городу. И тем не менее, вместо “что”, мы все как один говорили – “шо”, и первую букву в слове “гнида” произносили мягко и проникновенно, будто бы на выдохе. Из нас лепили “Новую общность”, но на зло скульпторам мы оставались украинцами. Мы оставались украинцами хотя бы потому, что твердо знали – “горiлка з перцем” – не детеныш гориллы мужского пола, но наша хохлятская водка. А еще ходили паны на старый новый год “колядовать”. Колядуя, шлялись мы ночь напролет по окрестным хрущевкам, рассыпая пшено под ноги разбуженным соседям. Полусонные соседи слали нас куда подальше, иногда выдавая на дорожку жменьку пятачков.
Украина, она хоть и советской была, но все-таки Украиной оставалась, и потому, кроме гранитного Ленина, имелся у нас ещё и бетонный Хмельницкий. Хмельницкий грозил булавой в сторону медучилища и какали на его оперетточный тюрбан ни хрена не понимающие в истории воробьи. Но была и другая Украина. О той, о другой, рассказывали нам ездившие на львовскую барахолку перекупщики. Там, говорили они, по городу ходят разодетые в джинсы полуиностранцы, и разговаривают те полуиностранцы промеж собой на непонятном полу-украинском языке. И хоть сто раз фамилия твоя на “ко” заканчивается, не считаешься ты в тех “западенских” краях украинцем. Хоть тысячу раз вместо “что” скажи “шо”, все равно ты для них “москаль” со всеми из этого вытекающими последствиями.
Да что там Львов, вон и в киевском трамвае, не успеет вагон тронуться, а из динамиков: “обережно, дверi зачиняються, наступна зупинка…” Киевский Богдан Хмельницкий всегда был чисто вымыт, и в добавок к этому в тамошнем госуниверситете даже химию на украинском преподавали. Погуляешь по Крещатику, понаслушаешься певучей мовы, и ей-богу, обидно становится, что у самого так же здорово не получается. Ох, права была добрейшая Галина Антоновна, мягко корившая меня в школьном коридоре: “Шо ж ты, гнида, сало украинское жрешь, а язык учить не желаешь”.
А сало и впрямь было замечательным, неотъемлемо то сало от Внутренней моей Украины. Душистые его кубометры располагались под храмовыми сводами крытого рынка. Толстые тетки отгоняли от продукта маскирующихся под покупателей дармоедов. Это тебе не огурцы малосольные, не для того кабанчика забивали, чтобы всякой голоте на пробу раздавать. Ну а если солидности в тебе достанет и вызовешь ты у толстой тетки доверие, то так и быть – соскоблит она тебе микроскопически тоненький шмоточек, и ты пленочку эту, прям с ножа бережно скушав, хоть полкило, но купишь. Купишь полкило копченого, цвета ног бразильской танцовщицы, полкило розоватого, словно попка рубенсовского младенца, а потом тоже розового, но уже с аппетитными прожилками мясистого “почерёбка”… И шкурка будет изумительной, с легким дымком и с трогательной щетинкой.
Потом началась перестройка. Перестройка в самом своем начале очень робкой казалась, и гласность, ей сопутствующая, крайне сбалансированной была. Настолько сбалансированной, что увлекшихся этой самой гласностью запросто могли выпереть из комсомола, после чего естественнейшим образом из института во всё ещё Советскую армию. Под перестроечный шумок в России началась “Память”, в Украине же для начала все пельменные в варенничные переименовали , а потом завелся какой-то непонятный “Рух”. Сперва Рух заявил, что бить не будет никого, даже евреев. Руховцы в ермолках явились в свежепобеленную синагогу (не одним же славянам национальным духом воскресать), и ну евреев за Украину агитировать. Евреи в Украину не поверили и уехали в Израиль над неуехавшими смеяться. А неуехавших, между прочим, по странному стечению обстоятельств никто не побил, и даже есть теперь там еврейская школа (на украинском языке), синагога хоральная и американский раввин обучающий Тонахе “четвертькровок”.
Ну и сало, конечно, у них там есть, в сравнении с которым американский бекон – дрянь несъедобная, об израильском вообще молчу – они ж там свиней апельсинами кормят.
– Сам свинья, – слышу я грозный окрик серьезно настроенной общественности.
– Все тебе, балбесу, хиханьки да хаханьки, а между тем, земля, тебя породившая, по швам трещит и в клочья рвется.
Тернополь рвется в НАТО, Луганск – за Уральский хребет, Крым – вообще чуть ли не в Арабские Эмираты.
Я не знаю, как по мне – пусть разбредаются кто куда. Я в геополитике ни фига не смыслю. Пусть Донецк с Россией объединяется, пусть потом, если ему там не понравится, отсоединяется назад…
Да не шикай ты на меня, “серьезно настроенная общественность”, прибереги патроны и не кипятись понапрасну. Не стану я больше на эту тему писать. Не стану, потому как уже дописался до того самого места, где проходит граница между Внутренней моей Украиной и Украиной Всамделишной. У меня нет визы и морального права нет лезть через эту границу со своими советами. Была Советия, да вышла. Отшумела прошловечной листвой, прозвенела за горизонт “чешским” трамваем, испарилась сиропной лужицей у автомата газводы… Нынешние украинцы в советах не нуждаются, любые решения принимают теперь вполне самостоятельно. Самому за себя решать и перед самим же собою отчитываться – “вжэж цэ не мрiя” каждого нормального человека.
Любой всамделишной страны.
