Бабкин построил дом – три этажа, бильярдная, бассейн, пять спален, библиотека, кабинет и гараж на три машины. Вид портили стоящие вдоль улицы заколоченные избы бывшего совхоза “Краснознаменный” – осталось пять стариков на всю деревню. Бабкин проложил хорошую дорогу, жена с детьми и прислугой жили на даче с весны, а осенью перебирались на Кипр, где у него была вилла.
Он любил деревню. Тут прошло его детство, в версте от МТС, на кладбище покоились его предки. Деньги он сделал в 90-х, когда конкретные пацаны хватали кто сколько мог. Дурное дело нехитрое: кредит, обернуть в доллары, отпущенный на свободу рубль безудержно летел вниз, за копейки скупались предприятия, где люди работали без зарплаты.
Кризис не подорвал его благополучия – деньги лежали в буржуинском банке с солидной репутацией. Бабкин держался скромно, ездил без охраны на видавшем виды “джипе”, жене запретил хвастать, чтобы не привлекать внимание и не вызывать зависть.
В конце декабря он заехал, спросил у сторожа Владимира Андреевича, не приезжал ли кто и, узнав, что ничего особенного не было, открыл замки и вошел. Остановился на пороге залы и с удовольствием осмотрел застывшую в полумраке мебель, большой камин с медвежьей шкурой перед ним, старинные ружья и сабли на стенах и темные переплеты книг за стеклами книжных шкафов. Все солидно, со вкусом. Интерьер создал известный норвежский дизайнер. Только маленькая темная икона Николы-угодника в серебряном окладе и лампадка под ней напоминали о том, что за окном Россия. Бабкин пригласил Владимира Андреевича на рюмку коньяка. Сторож был известный ученый, историк. Сославшись на недомогание, он поблагодарил и отказался. Бабкин прошел в библиотеку, нажал скрытую в стенной панели кнопку, массивный книжный шкаф отъехал в сторону, за ним был экран домашнего кинотеатра. Он сел в кресло, взял со стола дистанционное управление и включил проектор.
Скрытые камеры круглосуточно фиксировали все происходящее в доме. Запись он просматривал с ускорением – на экране мелькали даты: секунды, минуты, часы.
Было видно, что в дом никто не входил. Бабкин зевнул и уже собирался выключить проектор, как вдруг на экране что-то мелькнуло. С открытым ртом он остановил запись, отмотал назад и стал внимательно вглядываться в изображение. Он увидел, как появилась неясная фигура, поднялась по лестнице на второй этаж, через стену прошла в спальню. Фигура была одета как бомж: в старом плаще, штаны заправлены в сапоги. При этом через нее были видны стены и обстановка. Бабкин остановил запись и стал вглядываться.
– Привидение… – прошептал Бабкин – Только этого не хватало…
Этого персонажа он раньше никогда не видел. Привидению было около шестидесяти, видно было, что жизнь его основательно потрепала.
– В доме призраки, – сказал Бабкин и достал пистолет “Макарыч”, переделанный под стрельбу боевыми. Загнал патрон в патронник, потом сообразил, что через призрака пуля улетит в стену, в ореховую панель, и отложил пистолет.
Он вынул сотовый и набрал номер Милюкова.
– Вован! Это я. Подрули в Захарьино, тут нарисовалось дело.
– В чем проблема, Юрчик?
– Короче, привидение. В натуре. На видео какой-то мужик, его типа насквозь видно.
– Вчера бухал?
– Ваще ни капли. Я ж тебе говорю: камеры его засекли. Мужик – с виду бомж. Морда унылая, сто пудов призрак.
Вдруг приятели услышали скрипучий голос:
– Это у тебя морда, а у людей лицо. По вашей милости полстраны бомжи. Жулики вы – что ты, Юрчик, что твой Вовчик.
В трубке раздался визг тормозов, потом грохот и скрежет
– Ты слышал?! – закричал Бабкин. – Вован! Это он! Мужик, ты привидение? Вовчик, ты его слышал?
– Твой Вовчик сейчас лежит под Камазом в своем шестисотом, – сказал скрипучий голос.
– Вовчик!
В трубке тишина. Бабкин встал, перекрестился, подошел к окну.
– Да ты не боись, – произнес голос. – Что это за замок, в натуре, без привидений? Какая песня без баяна… – фальшиво пропел он сиплым голосом. – От качественных привидений даже солнцевская братва не помогает.
– А может мне все померещилось и, ваще, это типа мое подсознание?
– Ты, наоборот, радоваться должен – теперь у тебя свое привидение есть. Так даже прикольней.
– У меня ж дети… Ты их вусмерть напугаешь… В чем, в натуре, твоя работа заключается?
– Много будешь знать – скоро состаришься. В чем заключается… Я всю жизнь счетоводом работал, а когда вы совхоз распатронили, спился. Между прочим, могу помочь с налогами. Мухлюешь ты не по-детски, на тя в налоговой такой наезд готовится… мама не горюй… Дмитриев из следственного комитета завел дело, у него документ есть, куда ты баблосы ложил и сколько. Михайлов из управления по борьбе с экономическими преступлениями говорит, что потянет на восемь лет.
– А ты откуда знаешь?!
– А у меня там знакомая работает. Глаша.
– Кем?
– Кем-кем… Привидением. Она там всю жизнь уборщицей проработала. ВЧК, ОГПУ, НКВД, МГБ, КГБ, ФСБ – они в райцентре в одном здании, вместе с прокуратурой и милицией. Она меня спросила, где я сейчас. “Домишко-то мой, – говорю, – Бабкин Юрка снес, так я пока у него. Он и тетку мою в дом престарелых засунул, а на нашем подворье дворец себе отгрохал. У самого иномарка, у жены иномарка, в прислугах молодая телка, он ее втихую от жены потягивает… Глафира мне сказала, что они на тебя наезд готовят. Интернет подключили, тьфу, Интерпол.. Давно пора. Отвязался ты, Юрка, я тебе по простому, по соседски скажу…
– Что делать-то?
– Беги, Юрка, за границу, спасай задницу! Сколь веревочке ни виться, конец будет. Высоко летаешь – где сядешь. Широко шагаешь – портки порвешь. У гроба карманов нету – на тот свет с собой ничего не возьмешь. Твой дед моего папашу под статью подвел… Ком бед… Если начнется – живым не уйдешь. Будешь потом привидением мыкаться. Места хорошие давно все разобраны – народу-то загубили тьму.
– А дом? Все бросить?! Столько вложено!
– Детдому отдай, они на лето детишек вывозить будут, тебя добрым словом помянут. Беги, Юрка, беги! Это я тебе не как привидение, а как сосед говорю. Я ж тебя еще пацаном помню.
Ударили часы, Бабкин вздрогнул и открыл глаза. “Приснится же такое! – подумал он. – Так и Кондратий может хватить от таких сновидений…”.