Аня и Володя приехали в Торонто “рожать канадца”. По местному обычаю, он держал ее за руку во время родов, но когда новорожденный заскрипел на невыносимой ноте, молодой отец позорно потерял сознание и был пойман медперсоналом на самом подлете к бетонному полу.
Из госпиталя оба вышли другими: Аня – серьезной и озабоченной, Володя – растерянным. Пока молодая мама сутками напролет хлопотала с младенцем, новоиспеченный отец попробовал найти работу, но понял, что ни черта не понимает по-английски. Дома он чувствовал себя лишним, и по обоюдному согласию супругов отправился учить язык в школу для иммигрантов.
В классе оказались еще трое русских – стоматолог из Минска, журналист из Саратова и москвичка Марина. Они молниеносно подружились и все перемены проводили вместе, непрерывно хохоча. Тон нескончаемому веселью задавала конечно Марина, которая сразу стала предводителем их компании. “Наш атомный реактор”, – назвал ее склонный к цветистой речи саратовский журналист. Прозвище удивительно точно определяло неиссякаемую энергию оптимизма, которую буквально излучала Марина.
Надо сказать, что человеком она была далеко не ординарным. Длинноногая, кареглазая, не по-русски смуглая, она с отличием окончила философский факультет МГУ, а затем полтора года была монастырской послушницей, одновременно успешно занимаясь ресторанным бизнесом. В иммиграции оказалась после таинственного исчезновения партнера и последующих телефонных угроз уже ей.
Очень скоро Володя почувствовал, что эта брызжущая веселым остроумием девушка заполнила все его мысли. Кроме того, он стал серьезно и даже болезненно воспринимать шутливое соперничество молодых мужчин за внимание Марины. В общем, произошла банальная вещь – отец трехмесячного младенца влюбился, как говорят, “на стороне”.
Соперники отпали сами собой: журналист устроился развозчиком пиццы, а стоматолог пошел на курсы зубных техников. Оставшись вдвоем в ливанско-индийско-китайском резервуаре, Марина и Володя образовали устойчивую русскоговорящую молекулу. Пару раз они даже вместе ходили в кино, а после целовались в его “Мазде”.
Аня была настолько поглощена материнскими заботами, что ничего не замечала. А Володя, который практически потерял сон из-за криков ребенка и любовных переживаний, чувствовал себя, как ни странно, бодрым и полным сил. Самое главное, в присутствии Марины он не испытывал столь досаждавшей ему последнее время растерянности. Он даже начал рассылать свои резюме по канадским фирмам и организациям, специализирующимся в области микробиологии.
Приглашение на интервью с перспективой получения работы по специальности пришло из Виннипега…
– Хочешь прокатиться со мной в Манитобу? – сдерживая волнение, спросил он Марину заранее заготовленной фразой.
– А ты не боишься, что у тебя от этой поездки образуется второй младенец? – мгновенно парировала девушка.
– Именно об этом я последнее время мечтаю, – почти честно ответил Володя.
– Вот не думала я, чтобы – ждать беды от Манитобы, – захохотала Марина. – Конечно, поедем. Я возьму на себя обязанности по психологической поддержке робкого, не владеющего английским, молодого восточно-европейского ученого.
В пять утра он поцеловал сонную жену, столь же ритуально склонился над колыбелью младенца и спустился в гараж. Марина в облегающих джинсах и с ярко-красной сумкой на плече ждала его возле бензоколонки. Они обнялись и, обмениваясь шутками, помчались на Запад.
О, Канада! Ты и так-то хороша, а на взгляд влюбленного – просто сказочно прекрасна.
В тот день они даже не добрались до границы провинции Онтарио. Часто останавливались, любовались прекрасными пейзажами Великих озер, много целовались и, не дожидаясь вечера, сняли номер в придорожном мотеле.
– Какие пейзажи! Жаль, что я второпях забыл фотоаппарат, – сказал он.
– Очень хорошо, что забыл, – улыбнулась Марина. – Ты наверняка не удержался бы, чтобы не запечатлеть на их фоне любимую девушку. А жены, они, знаешь ли, находчивы… “Пьяный воздух свободы сыграл с Плейшнером злую шутку…” Конспирация и еще раз конспирация!
– Какая к черту конспирация? Ты – моя единственная любовь!
В тот момент это было чистой правдой…
В Виннипеге они заблудились, и это обстоятельство ужасно развеселило обоих. Володя продолжал улыбаться, даже когда с получасовым опозданием заявился на интервью. Возможно, именно так и надо вести себя в подобных ситуациях. Несмотря на его английское мычание, в тот же день он был принят на работу с годовым окладом 42 тысячи долларов.
– Меня попросили пару дней не уезжать, чтобы принять участие в какой-то конференции и банкете, – сказал он Марине. – Пойдем вместе?
– Ни за что! Ты совсем ошалел от любви и напрочь забыл о конспирации. Тебе же здесь жить с семьей. К чему лишние разговоры.
– Ты – моя семья! – сказал он, правда не слишком твердо.
Ситуация разрешилась просто: вместо банкета он провел этот вечер с Мариной на широкой гостиничной постели.
В день отъезда погода испортилась. Пошел дождь. Марина перестала шутить и улыбаться. В машине она почти все время молчала. Один раз, скосив глаза в ее сторону, он увидел, что она плачет.
– Ты что? – спросил он растерянно.
– Циклотимия проклятая! Откат начался…
– Что? – не понял он.
– Это вроде маниакально-депрессивного психоза, только слабее выражено. То эйфория, то депрессия. Сейчас пошел откат к депрессии.
– Но есть же какие-то лекарства, – ошарашенно пробормотал Володя.
– Соли лития. Но тогда не будет эйфории тоже, а я ей очень дорожу. А эти новомодные западные пилюли, мне кажется, вообще меняют индивидуальность…
На Марину было больно смотреть, она вся согнулась, как старушка, прекрасное лицо исказило страдание. Это было так тяжело, что Володя совершенно не ощущал радости от неожиданно легкого обретения работы. Когда он наконец высадил Марину у подъезда ее дома, было такое чувство, как будто он вернулся с похорон близкого друга.
Через полгода, оказавшись по делам в Торонто, он случайно встретил на улице Марину.
– Пламенный привет молодым ученым Виннипега от безработных Торонто! – воскликнула она с неотразимой улыбкой.
– Привет! Ну, ты как? – промямлил он растерянно.
– Психую понемногу. Вот, в Москву ездила, на опознание. Моего партнера весной вытащили из Яузы. За несколько месяцев он так изменился! – и она весело подмигнула.