Саша БОРОДИН,
Оттава
“Можно быть совершенно правдивым и искренним, при этом ничуть не скрывая, что врешь напропалую”.
Генри Миллер.
“Размышления о писательстве”.
Быть бабником – как это?
Мне посчастливилось встретить на жизненном пути настоящего бабника. Он был старше меня на два десятка лет, прошел войну, был образован, умен и талантлив, но все силы своей души и тела отдавал им, бабам. Они вились вокруг него, как на летней веранде пчелы вьются вокруг розетки с вареньем. Многие из них были очень даже ничего, и все были моложе не только его, но и меня. Не скрою, что порой мне становилось завидно. Самое удивительное, что они липли к нему, несмотря на то, что были прекрасно осведомлены о его сущности. Много лет спустя кое-кто из них поведал мне о подробностях тех мимолетных романов. Я узнал, что их герой в самые интимные моменты был робок и неловок. И, что удивительно, он вовсе не был гигантом секса.
О, женщины! Что движет вами в капризах пристрастий и антипатий? Почему вы с такой готовностью дарили свои прелести немолодому женатому человеку, заранее зная, что завтра или максимум через неделю он увлечется другой?
Я читаю автобиографические байки классика американской литературы Генри Миллера с описанием его бесчисленных кобелиных подвигов и, умудренный опытом четырехлетнего наблюдения за “моим” бабником, прекрасно вижу, где старый борзописец пускается в сластолюбивые фантазии или, попросту говоря, врет. Нет, женщины вовсе не такие тупые похотливые куклы, какими их хотят видеть ремесленники литературной или кинематографической порнухи. Не верьте стонам крашеных красоток с пластмассовыми сиськами в фильмах для взрослых. Это сказки для тринадцатилетних. Настоящие женщины умнее, тоньше и загадочнее. И это обстоятельство делает феномен великих бабников особенно таинственным.
…По свидетельству своего друга Шарля де Линя, идол женщин восемнадцатого века Джакомо Казанова “был бы очень хорош, если бы не был так безобразен”. “За сорок лет, описанных в воспоминаниях, Казанова называет имена всего ста шестнадцати возлюбленных. Это дает в среднем по три возлюбленные в год – не так уж много для холостяка, непрестанно разъезжающего по Европе, знающего тысячи и знаемого тысячами людей всех классов и национальностей, сознающего себя рожденным для прекрасного пола. Кроме того, из его рассказов получается, что увлечь многих женщин ему удавалось лишь с очень большими усилиями, что он малоразборчив и не содрогнется ни перед каким возрастом, положением и приносимыми жертвами, что многих женщин он подкупил деньгами, подарками или благодеяниями, многих завоевал счастливым случаем, многих других взял дерзкими уловками или искусством осады, а некоторых соблазнил изощренно-точными психологическими уловками. Что делает его прототипом всех соблазнителей? Техника? Страстность? Жеребчик в штанах (как сказал Барби д’Орвиль)? Был ли он энциклопедистом чувственной любви? Сексуальным атлетом? Были ли уловки и хитрости его техники соблазнения столь неотразимы? Была ли вообще эта напряженность, с которой он проводил, а потом описывал свои реальные и мнимые соблазнения? Или у него были совершенно новые идеи в той области, где неустанный исследовательский дух человечества так плачевно пасует?” – пишет Герман Кестен в своем романе “Казанова”.
Не в пример Дон Жуану, легендарному охотнику за сексуальными скальпами, которым, похоже, двигал тайный страх перед импотенцией, Казанова был скорее шутник и циник, который одновременно хвастался своим христианством и своим пороком. Эта житейская интонация нам знакома по черному юмору российских анекдотов: “…Покойничек перед смертью потел? Это хорошо!”, “…Люблю я ее и плачу…”, “…Эта ветчинка у вас кошерная?..”. Веселая легкость во всем вплоть до чумной агонии!
Во времена, когда путешествия были лишены каких бы то ни было удобств, он неустанно перемещался по городам и весям Европы. Одаренный блестящей памятью, он говорил и писал на трех языках – итальянском, латинском и французском, с веселым озорством учился всякой всячине и перепробовал множество занятий. Он издавал журнал, основал фабрику, заведовал лотерейным бюро и устраивал лотереи в военной школе. Он был секретарем адвоката, секретарем кардинала, капитаном галеры, послом, библиотекарем. Он ездил по поручениям масонов и розенкрейцеров. Он был дипломатическим агентом короля Португалии, финансовым агентом короля Франции, он получил от короля Пруссии приглашение на место воспитателя в кадетской школе. Он был шпионом многих правительств и венецианской государственной инквизиции, заключенным которой он тоже побывал однажды. Он был профессиональным игроком и ассистентом профессиональных шулеров, директором театра и журналистом, скрипачом, офицером, автором множества фантастических проектов поиска золота и сокровищ, лжецом, колдуном и шарлатаном…
А вот литератором Казанова оказался неудачным. Выпустив за свою жизнь два десятка книг на итальянском и французском языках с трактатами на исторические, математические, астрономические, экономические и философские темы, а также произведения литературных жанров, он так и не достиг сколько-нибудь заметной известности. Лишь четверть века спустя после смерти благодаря двенадцати томам своих мемуаров он обрел славу, сравнимую со славой Наполеона и Фауста. Удивительно, что эти брызжущие страстью и юмором воспоминания были написаны стариком между 65 и 73 годами, в замке Дукс, где Казанова служил библиотекарем богемского графа Вальдштайна.
Тем не менее во многих странах до последнего времени мемуары Джакомо Казановы печатались обычно только в выдержках. Полный текст был недоступен для публикации, потому что издательство Брокгауз, купившее оригинальные рукописи у одного из племянников Казановы и впервые их опубликовавшее, запрашивало у желающих переиздать воспоминания слишком высокую цену. По этой же причине отставало и научное изучение рукописей, в которых до сих пор встречаются туманные места.
Блуждая по лабиринтам Интернета, я случайно натолкнулся на фотокопию одной из непонятых страниц знаменитой рукописи. Французского я не знаю, но графика четырех отмеченных красными чернилами строк показалась мне знакомой. Она напоминала шифр, придуманный мной в седьмом классе для переписки с приятелем. С тех пор много воды утекло, 23 года назад приятель умер от перитонита, и на всей Земле только один человек знает ключ к этом шифру. Вы, конечно, догадываетесь, что этот человек – я.
Переставляя по определенной, известной только мне системе беспорядочный набор букв латинского алфавита, я с третьей или четвертой попытки получил похожее на осмысленное чередование гласных и согласных. У жены французский язык – второй в ее университетском дипломе филолога. Она обложилась словарями и минут через сорок работы воскликнула: “А в этом что-то есть!”.
Вот как в приблизительном переводе на русский выглядят эти строки:
“Все в окружающем нас мире подчинено ритмам:
Смена дня и ночи, времен года, биение сердца,
Любовь и смерть. Знай же, что блаженство станет бесконечным,
Если его лишить ритма. Разнобой!..”
Честно говоря, этот перевод весьма и весьма вольный, но кто знает, может быть, он приоткрывает тайну обаяния великого бабника восемнадцатого века…
2002.
