Слова, слова…. Они, как мухи, повсюду. Словом можно убить, вылечить, искалечить, осчастливить, разочаровать, ободрить, вызвать биржевую катастрофу, начать войну или заработать немного денег, как сейчас это делаю, например, я.
Много чего можно натворить одними только словами. Всякие президенты и премьер-министры вообще только говорят, а какой резонанс! Если слова мобилизовать и построить в шеренги, получаются книги. Если то же самое сделать с книгами, то образуется сокровищница накопленных человечеством знаний и опыта. Иными словами, в основе нашей цивилизации лежат слова. Но, оказывается, можно достичь совершенно потрясающих результатов вообще без слов!
…В 1961 году я окончил 44-ю среднюю школу города Москвы. В 1991 году Таня Майорова обзвонила бывших одноклассников и организовала их встречу в небольшом кафе, названия которого я уже не помню. Пришли не все, а главным образом те, кому было не стыдно за личные достижения трех минувших десятилетий. Естественно, не пришли покойники, алкоголики и неврастеники. Короче, публика собралась довольно приличная. Несмотря на обилие выпивки и пропорциональное соотношение полов, никто не флиртовал, потому что годы совершенно безобразно обошлись с теми нашими чертами, которые вызывают желание флиртовать. Мальчики стали лысыми, пузатыми и седыми, а девочки… Ладно, не будем о грустном.
Моим соседом по столу оказался загорелый Ваня Морозов, бывший безответный воздыхатель по Тане Майоровой, которая вышла замуж за другого одноклассника – Валеру Сидненко. А Ваня стал биологом и… подполковником. Я удивился такому странному сочетанию. Ваня в ответ на мое удивление сначала отмалчивался, но после нескольких рюмок раскраснелся и разговорился. Короче, стал выбалтывать военные секреты. Напомню, что на дворе стоял 1991 год, вокруг все рушилось, у меня в кармане уже лежал загранпаспорт с израильской визой, так что подобная болтливость не выглядела странной.
Ваня служил на Черном море и занимался военной подготовкой дельфинов. Там, в Казачьей бухте, была создана секретная база после того, как советское правительство узнало, что у американцев уже есть пять таких центров. “У нас сделали ставку на черноморских афалин, – рассказывал Ваня. – Это самые умные жители моря: их мозг больше человеческого, и извилин в коре полушарий у них больше, чем у нас”. На океанариум работали 80 научных институтов и конструкторских бюро. За короткий срок советские ученые догнали американцев. Тренировки с дельфинами были самые разные – от поиска затонувших мин и торпед до борьбы с субмаринами противника и подводными диверсантами. Своими “эхолокаторами” дельфины пеленговали пловца на расстоянии до 400 метров. Далее морское животное подплывало к судну-носителю за оружием. Обычно это была полая игла с баллончиком углекислого газа высокого давления на другом конце. Как только игла, закрепленная на носу дельфина, вонзалась в диверсанта, расширяющийся газ разрывал внутренности пловца. Однако имелось и другое оружие: ампула с ядом, подводный нож, пистолет, которые также крепились на роструме и действовали по “принципу касания”. Защититься от атаки боевого дельфина было практически невозможно.
В секретном дельфинарии была разработана система патрулирования военно-морских объектов. По периметру базы примерно в полукилометре друг от друга расставлялись специальные буйки. Доплывая до каждого из них, дельфин-часовой мог, нажав носом на педаль, получить рыбку. Таким образом, он обходил весь участок. Завидев водолазов-диверсантов, дельфин подплывал к ним поближе и отстреливал взрывпакет. После этого включался датчик с ультразвуковым сигналом “Опасность!”, расшифрованным учеными с языка дельфинов. “Караульный” моментально уплывал, а его “подарок” диверсантам взрывался.
В дельфинарии обучалось около пятидесяти дельфинов, после прохождения курса его “выпускники” несли боевое дежурство у входа в главную Севастопольскую гавань. Одновременно они охраняли и Балаклавскую бухту с подземным ремонтным заводом подводных лодок.
Выпили еще.
– Тебе я скажу, – наклонился ко мне Ваня. – Дельфины не животные, они более разумны, чем мы. Использование их в качестве живых торпед – варварство. В нас эволюция развила способность кодирования звуков, ведь наша речь – это код. Например, слово “рука” звучит в разных языках по-разному, а обозначает одно и то же. Слово можно высечь на камне, написать на бумаге или на магнитном диске компьютера. Короче, человечество пошло по пути протезирования своих информационных и коммуникационных органов. А у дельфинов не так. Они все свое носят с собой. Водная среда способствовала совершенствованию звукогенерирующих и звуковоспринимающих органов. У дельфинов они развиты настолько, что им практически не нужна вторая сигнальная система, то есть речь.
– Почему же они все время что-то чирикают? – удивился я.
– Это не болтовня. Это или эхолокация, или кино…
– Какое еще кино!?
– Понимаешь… Что такое эхолокация? Это когда дельфин издает ультразвуки и воспринимает их отражение от предметов.
Информация отраженных звуков столь детальна, что можно сравнить их слух с нашим зрением. Они как бы видят ушами. Но это еще не все. Их звуковоспроизводящие органы способны имитировать отраженные сигналы. Дельфин запоминает эхо от разных объектов и может его воспроизводить. В результате другой дельфин как бы видит то, о чем ему хочет сообщить “говорящий”. Более того, дельфины способны творить образы, не существующие в реальности. Они как бы показывают друг другу кино. Их внутренний мир во много раз богаче нашего. А ты говоришь “чирикают”!
Все это звучало настолько фантастично, что я не нашел ничего лучшего, чем просто спросить:
– Ну, и что?
– Учиться у них надо, вот что! – отрезал Ваня.
Перед самым отъездом я заглянул к Ване в его московскую квартиру попрощаться. Мы выпили на кухне по рюмке. Потом он провел меня в совершенно пустую комнату, стены которой были выкрашены серой краской и все углы сглажены. В центре комнаты стояла тренога с каким-то прибором, похожим на кинопроектор. Ваня надел мне на голову что-то вроде больших наушников, приглушил свет и сказал:
– Представь что-нибудь.
Я попробовал, все вокруг замелькало, у меня закружилась голова и я чуть не упал.
– Ты не умеешь. Тут нужна тренировка, – сказал Ваня. – Дай-ка мне.
Он надел наушники. Его лицо стало серьезным и напряженным. Вдруг у стены появилась туманная человеческая фигура. Она становилась все четче и четче. Я всмотрелся и узнал Таню Майорову. Но не сегодняшнюю, а стройную девушку, какой она была тридцать лет назад…
Уже в Канаде мне стало известно, что Ваня Морозов неожиданно умер. Диагноз – обширный инсульт.
