” Близится эра светлых годов…”
…С высоты третьего тысячелетия события века прошедшего, даже самые эпохальные из них, выглядят уж если не легкомысленно, то как-то не вполне солидно. Снятые на допотопную пленку члены венценосного семейства ускоренно, вроде как вприпрыжку, перемещаются взад-вперед по черно-белому экрану. Человечек в кургузом пиджаке подался весь вперед и суетливо рубит ладошкой морозный петроградский воздух, белое облачко пара у самых губ, лысая голова в кепчонке – туда-сюда, будто на шарнирах. Худой солдат в обмотках и овечьей папахе оцепенело сжимает в зубах “козью ножку”, и не поймешь по неморгающей его физиономии – фотокарточка это или кино. Честно отпозировав секунд семь, изможденный служивый выпускает дым, тянет изо рта самокрутку и, не сводя затравленных глаз с наставленного объектива, обстоятельно сплевывает себе на обмотки.
Вот она – Великая Октябрьская Революция, вторая по счету после Буржуазной февральской (так и слышится в названии месяца какое-то “вральство”). А на нашу с вами долю достанется третья – Великая Ноябрьская.
* * *
…К осени легендарного тысяча девятьсот семьдесят шестого года подача горячей воды в подавляющее большинство “Черёмушек” практически полностью прекратилась. Блочные жилмассивы остывали на холодном ветру, урча с голодухи батареями центрального отопления. Города Империи, ещё с предыдущей весны (к ужасу американских спутников-шпионов) были изрыты глубокими траншеями, и лживый лепет коммунистов о якобы “замене теплосетей” не вызывал доверия даже у самых твердолобых ортодоксов. Впрочем, спутникам-шпионам не стоило бояться “тотальной реорганизации Советов в суперукрепрайон”, просто обанкротившиеся большевики, надеясь хотя бы до Олимпиады продлить агонию умирающей системы, выкапывали полуржавые водопроводные трубы, дабы обменять их у рачительных финнов на соль и спички. В Пентагоне расшифровывали страшные снимки чудовищного логова русского медведя, не догадываясь, что саблезубого противника более не существует, что главный бой – тот самый, “последний и решительный”, нами уже проигран. Смертельно раненный колосс рухнул – сначала на колени своих глиняных ног, а потом и вовсе – лицом в истерзанную землю.
К середине сентября всем без исключения стал ясен зловещий смысл давнишнего пророчества “…в Коммуне остановка”, но остановить летящий под откос истории “их паровоз” возможным уже не представлялось. Тем временем, в локомотиве гибнущего состава творился полнейший бардак, пассивная часть паровозной бригады, зажмурившись, молилась, активная же – порывалась выпрыгнуть на ходу с баулами, набитыми долговыми векселями правительств “стран, ставших на путь социалистического строительства”.
Крах казался неминуемым: твердой сырокопченной колбасы “в два десять” перестало хватать даже вторым секретарям райкомов. И в этом хаосе никто из горе-машинистов не думал о рычагах. В преддверии крушения ни один из них не оказался готовым “брать власть в свои руки”. Из них – никто, но готовы были другие. “Всегда готовы”.
* * *
…Белый верх, темный низ. Алые лезвия шелковых пилоток рассекли воздух полусонного Колонного Зала. Мы появились внезапно из ниоткуда и по всем шести проходам ринулись в президиум Съезда. Привычно уставившиеся в экраны обыватели ничему не удивились. Обыватели решили, что перед ними все те же безропотные пионеры, в соответствии с устоявшейся традицией спешащие поприветствовать коммунистических бонз. Но обыватели ошиблись, и бонзы просчитались. Именно так, стремительным броском в президиум, с “букетами” наперевес началась Великая Ноябрьская революция. В ночь с семнадцатого на восемнадцатое ноября тысяча девятьсот семьдесят шестого года незаметно для них самих были взяты телеграф, мосты и вокзалы. Ровно в полночь с Шаболовки-33 к нации тайно обратился Генеральный Секретарь Совета Дружины. Из исторического “совершенно секретного обращения к каждому по отдельности” всем бывшим и действительным членам Пионерской организации стало понятно, что время пришло. И ни один из нас не рискнул сказать, что “не готов” к Эре Светлых Годов, никто не осмелился изменить некогда данной торжественной клятве. Утром девятнадцатого ноября тайным декретом объявлен был всеобщий призыв в боевые отряды по месту прописки, юнноармейцам же в возрасте от сорока пяти и старше приказано было в течение восьми часов зарегистрироваться в резервные звенья Секретной Дружины Всенародной Поддержки. Коммунистическая партия Советского Союза и ее молодежная версия – так называемый “комсомол”, по очень большому секрету объявлялись распущенными. Из Ставрополя в столицу спешил пломбированный вагон.
* * *
…С высоты третьего тысячелетия события века прошедшего, даже самые эпохальные из них, выглядят уж если не легкомысленно, то как-то не вполне солидно. Треск допотопного черно-белого ролика. Потешная гвардия на торжественной линейке. Наивные горны с красными флажками, глухо стучащие барабаны. Задрав руки в салюте, шагают звенья по бетонному плацу. Черный низ, белый верх, алые лезвия шелковых пилоток рассекают полуденный зной богом позабытой Евпатории. И пусть потешается над нами тогдашними нынешнее поколение. Пусть, гогоча над нами сегодняшними, расплескивает ими выбранное “пепси” на нами купленные “ай-поды”. Смеется тот, кто смеется последним. Дружина, равняйсь-смирно!….
